Эрит тихо рассмеялся. У него был приятный смех, низкий и звучный. Оливию словно окутало теплое облако.
— Ну да, как беседуют цивилизованные люди.
Оливия беспокойно нахмурилась. Позволить графу проникнуть в ее мысли и чувства было куда опаснее, чем отдать ему на откуп свое тело. Она бросила на Эрита настороженный взгляд и вдруг ощутила, как в душе пробуждается давно забытое чувство — жгучее любопытство, которое она с самого детства привыкла безжалостно подавлять.
Она набрала в грудь побольше воздуха.
— Когда я расспрашивала Перри о вас, он сказал, что вы много путешествовали.
Она с трудом узнала свой голос. Казалось, это говорит девочка, которой она была когда-то. Давным- давно, до того как жизнь швырнула ее в самую гущу волчьей стаи.
— Я дипломат и путешествую по долгу службы. — Эрит говорил уклончиво, но в серых глазах его плясали насмешливые искры.
Пожалуй, не будет особого вреда, если граф узнает, как ей страстно хочется постранствовать по свету, почувствовать свободу, дарованную лишь немногим женщинам. В Лондоне Оливия пользовалась свободой, но только в пределах дозволенного. А свобода, ограниченная барьерами, уже не свобода, хоть прославленная куртизанка и похвалялась своей независимостью.
— Как много вам, должно быть, довелось увидеть. — Оливия наклонилась вперед и протянула руку, словно желала коснуться ладони Эрита. Внезапно осознав смысл этого жеста, она отдернула руку и спрятала на коленях. Пальцы ее дрожали.
— Где вам больше всего хотелось бы побывать?
— Везде.
Эрит снова рассмеялся. Оливия поймала себя на мысли, что ей нравится его смех, и насторожилась.
— О чем же мне вам рассказать?
Оливия подумала о чудесной стране, куда стремилась ее душа.
— Об Италии.
Эрит откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Хорошо, пусть будет Италия.
Глава 6
Вечером следующего дня Оливия сидела за фортепиано, рассеянно играя сонату. Час был поздний, близилась полночь; мысли Оливии занимала не музыка, а мужчина, ставший ее любовником, и странное пари, заключенное накануне.
И еще более необычная первая ночь, проведенная вместе с новым покровителем.
Взяв неверную ноту, куртизанка принялась играть аллегро сначала. Пальцы сами собой находили нужные клавиши; отдавшись течению музыки, Оливия почувствовала, как напряжение понемногу отпускает ее. Все последние бурные годы музыка и книги служили ей утешением. Она вспомнила странный, почти дружеский разговор с лордом Эритом у Перри в библиотеке. Ей показалось тогда, что граф ее понимает.
Нет, ничего он не понял.
Однако Эрит вел себя на удивление терпеливо, отвечая на ее расспросы об Италии, а затем покинул дом, не попытавшись вырвать у нее силой прощальный поцелуй. Граф не потащил ее в спальню, не заставил утолить его желание тем способом, который доставил ему такое острое наслаждение в первый раз.
Оливия облизнула губы, ее пальцы начали дрожать, взяли фальшивый аккорд и замерли. Да что с ней такое, в самом деле? Ей никогда не нравилось ублажать своих покровителей. Разве что это давало ощущение собственной власти над ними.
Тяжело вздохнув, она вернулась к началу сонаты. Лорд Эрит придет, в этом она не сомневалась. Граф отменил задуманную поездку в «Таттерсоллз», сославшись на семейные дела. Он прислал короткую записку, обойдясь без цветистых комплиментов, к которым привыкла Оливия. Не называл ее богиней и не бросался благоговейно, хотя бы только на словах, к ее ногам. И все же несколько слов, написанных твердым размашистым почерком, доставили ей удовольствие.
Оливия неохотно признала, что прошлой ночью граф вел себя достойно, заслужив ее одобрение.
Что в этом удивительного? Он умен, много путешествовал. И обращался с ней не как с безмозглой куклой.
Оливия высоко вскинула руки и уронила пальцы на клавиши; раздался резкий протяжный звук.
— Не думаю, что это написал герр Гайдн.
Подняв голову, она увидела в дверях лорда Эрита во фраке. Он наблюдал за ее игрой. Оливия еще раньше заметила, что, прежде чем войти в комнату, Эрит обычно задерживается на пороге, осматривается.
— Хотя, возможно, ему следовало бы это сделать, — огрызнулась Оливия. Застигнутая врасплох, она и думать забыла, что опытная соблазнительница никогда не показывает любовнику свою истинную сущность.
Оливия постаралась принять бесстрастный вид. Большинство мужчин ей без труда удалось бы обмануть, но с лордом Эритом она ни в чем не была уверена. Оливия поднялась из-за фортепиано с рассчитанной грациозной неспешностью, которой научил ее первый любовник. Мужчина, разрушивший ее жизнь в коварном сговоре с ее братом. Губы ее изогнулись в любезной улыбке куртизанки, готовой на все, чтобы угодить своему покровителю.
Она привыкла угождать. Гнев и отвращение выбили из нее еще в юности вместе с желанием бунтовать. На что только не пускалась Оливия Рейнз, ублажая мужчин. Едва ли найдется что-то, чего она не смогла бы. В прошлом или в будущем.
— Не хотите ли немного вина, прежде чем мы пройдем в спальню, милорд?
— Нет, — мягко отказался Эрит.
Оливия мысленно выбранила себя за глупость: ей послышалось сочувствие в низком звучном голосе графа.
Бесшумно ступая, Эрит направился следом за своей любовницей по освещенной лестнице в спальню. При виде ее прямой спины и плавно покачивающихся бедер сердце его глухо заколотилось. Оливия его ждала, об этом говорил ее наряд — розовое вечернее платье.
Конечно, ждала. Какая-то неодолимая таинственная сила притягивала их друг к другу. Эриту чертовски хотелось бы знать, что это. Не страсть. Хотя вскоре, возможно, проснется и она.
Быть может, Оливия холодна от природы?
Он в это не верил. Хотя и понимал, что, для того чтобы Оливия отбросила притворство, ему придется призвать на помощь все свое искусство соблазнителя, всю искушенность в делах любви.
Вызов, достойный отъявленного распутника и повесы.
Он стоял, слушая игру Оливии, достаточно долго, чтобы почувствовать страстность, таящуюся под внешней холодностью этой женщины. Она сбивалась, начинала играть заново, но в музыке ее звучало чувство.
Она яростно набрасывалась на клавиши, словно рвущийся в битву воин. Оливия и в другом вела себя как мужчина. Граф вспомнил, как она, облаченная в мужской костюм, залихватски опрокидывала в себя бренди, будто бывалый светский лев. По телу Эрита прошла волна жара.
Его жена была воплощением женственности всегда и везде. И лишь сев на лошадь, она превращалась в демона. Это безрассудство и убило ее, оставив Эрита в двадцать два года безутешным вдовцом.
Потрясенный, он замер на верхней ступеньке лестницы. Откуда вдруг эти мысли о жене? Что может быть общего между Джоанной и Оливией Рейнз? Трудно найти двух столь непохожих женщин. Одна была чиста как ангел. Другая — продается за деньги любому встречному.
