касается Хью, тут у нее никакого опыта не было. Но у меня подобного оправдания нет.
35
В царствование Роналда Рейгана[71] в три часа сентябрьского дня мы прибыли в сердце империи. Первая минута прошла более-менее о'кей, но у стойки лимузинов все рассыпалось. Высокая негритянка в очках со стразами, с тонким саркастическим ртом, забраковала австралийскую банковскую карточку Марлены.
– Попробуем другой сорт, – предложила она.
После восемнадцатичасового перелета волосы Марлены превратились в сноп побитой градом пшеницы.
– Любую карточку, мисс.
– У меня только эта.
Диспетчерша смерила мою поникшую в пути красотку долгим взглядом с головы до ног.
– У-гу, – пробормотала она и выждала еще миг, прежде чем протянуть требовательную ладонь ко мне.
– У меня вовсе нет карточек.
– У вас нет
Не объяснять же условия моего развода.
– У вас обоих нет кредитных карточек? – И, покачав головой, она обратилась к мужчине, стоявшему за нами. – Следующий, – пригласила она.
Разумеется, мне предстояло получить двести тысяч долларов, но я пока не имел их при себе. Что до карточки Марлены, какая-то накладка произошла в конторе Маури или в его банке, но в Токио было три часа утра и выяснить это мы не могли. К черту все, я позвонил Жан-Полю из Терминала Си и перевел стрелки, пусть так, но мы же только что отдали засранцу пятнадцать тысяч долларов, на хрен, весь аванс, полученный мной от галереи за «Если увидишь», он еще нажился на картине, с которой ему пришлось расстаться. Пять часов утра в Сиднее, рановато, признаю, но это еще не повод орать мне прямо в ухо насчет иска, который он подаст против меня. Звонок был за его счет, так что я предоставил ему болтать. Спустя какое-то время он поуспокоился на эту тему, но зато принялся за Хью, который-де ломает его «недвижимость».
– Он отодрал раковину от стены.
– И что я могу сделать? Я в Нью-Йорке.
– Ты вор, мать твою! Я запер его для его же блага.
Милейший
– Не беда, – утешала меня Марлена. – Завтра все наладится.
Но я беспокоился за Хью, и пусть Марлена держала мою руку, я снова был один, сокрушенный стыдом и усталостью, когда мы брели к автобусу до станции Нью-арк, а там поймали нью-джерсийский поезд до Пенсильванского вокзала, а оттуда добрались до артистического приюта для сумасшедших на Принс-стрит. Сохо, но не то, где вы покупали свой «Комм де Гарсон». Я понятия не имел, где это я приземлился, знал только, что загубил своего брата, и сирены здесь визжат в истерике, и такси не затыкаются ни на минуту, и где-то здесь, рядом, поблизости, есть ночлежка. Мне требовался джин-тоник и большая жирная куча льда для анестезии.
В сумерках мы добрались, наконец, до перекрестка Брум и Мерсер, в тот час, когда темнеют покрытые листовым железом фабрики, выключается свет, престарелые пионеры Цветового Поля и Анестезии Высоким Кэмпом,[72] надо полагать, забираются в свои, блядь, спальные мешки, и в паутине пожарных лестниц вечер отбрасывает последний чудный луч заката на фасады фабрик.
На углу Мерсер-стрит Марлена сказала:
– Я встану тебе на плечи.
Я послушно подставил руки, и Марлена Кук вскарабкалась на меня, словно форвард перед воротами мельбурнского крикетного стадиона. Впервые я мог догадаться, сколь многое она скрывала от меня. Моя задушевная подружка вспрыгнула с моих ладоней на плечи, сумка все еще висела у нее на плече. Сто пять фунтов весу, но прыгнула она с такой силой, что колени у меня подогнулись, как высохшие маковые стебли, и пока я успел выпрямиться, она уже подтянулась, ухватившись за ржавую ступеньку, и зигзагом вскарабкалась по этой паутине к пятому этажу. Я слышал, как распахнулось неподатливое поначалу окно – хлоп, словно обрел подвижность зажатый позвонок. Кто она, эта чертова баба? Вот и полицейский автомобиль выруливает, медленно ползет по раздолбанной улице, то вспыхнут фары, то погаснут. И кто такой, нахуй, я сам? Все деньги при мне – японские. Паспорт остался в чемодане, запертом на Пенсильванском вокзале. Полицейские притормозили и ждут. Я
Это вам не Сидней. Объяснить, в чем разница?
– Иди сюда, – позвала моя возлюбленная. – Пятый этаж.
По другую сторону двери стояла непроглядная тьма, Я медленно нащупывал путь по ступенькам, считая площадки – первая, где лежал омерзительный испорченный дымом ковер, вторая – загроможденная картонными коробками, на четвертой площадке из-под приоткрытой видавшей виды металлической двери пробивался мерцающий огонек свечи.
– Как тебе это?
Это была мансарда, почти совершенно пустая и белая. Марлена стояла в самом ее центре. Большая черная сумка лежала на полу за ее спиной, под большим окном с широким подоконником, в груде щепок – последствия ее вторжения. На подоконники валялся ломик «Стэнли Супер-Чудо», надежный, тяжелый кусок железа с перпендикулярно отходящей на одном конце лапой для выдергивания гвоздей и со смертоносным острием на другом.
– Лапонька, это твое?
Она молча забрала у меня инструмент.
Я отметил, как умело она держит его.
– Кому принадлежит это место?
Она пристально, хмуро поглядела на меня.
– Департаменту искусств правительства Нового Южного Уэльса, – ответила она. – Резиденция для художников.
– Каких еще художников?
– А ты? – она подошла ко мне, просительница, сложила плечики, чтобы прижаться к моей груди.
Я вырвал у нее ломик.
– Кто здесь живет?
Вырывая, я сделал ей больно, но она продолжал улыбаться, нежная, раненная, как груша в траве.
– Милый, завтра мы получим деньги из Японии.
– Завтра? Завтра я лечу домой.
– Майкл! – позвала она. Оторвалась от меня и заплакала, Годье-Бжешка, Уиндэм Льюис,[73] надломленная красота, разбежавшаяся трещинами и морщинами глубокий провал, глаза как зверьки, господи помилуй я отбросил ломик и обнял ее, такая страшно маленькая на моей груди, зажал ее голову ладонями. Я бы увернул ее в одеяло, подоткнул уголок.
– Не уезжай, – попросила она.
– Мой брат.
Она обратила ко мне взгляд огромных влажных глаз.
– Я вызову его сюда, – вдруг предложила она. – Нет, нет, – заспешила она, услышав мой издевательский хохот. – Нет, правда. – Сложив ладони, она изобразила нечто на буддистский лад. – Это можно устроить, – продолжала Марлена. – Он приедет вместе с Оливье.
О нет, подумал я, о нет!
– Оливье едет сюда?
– Конечно. А ты что же думал?
