– Непременно, – пообещал я и повез свою милую обратно в город Нью-Йорк, горы Таконик, река Соу- Милл – ровно шестьдесят минут ледяного молчания.
44
Оливье подписал фальшивый документ и замучался так, что даже умереть нет сил, сказал он мне. Ползком возвращался к жизни, бедняга, на прежнюю свою работу у Маккэйна.
– Там меня не любят, Хьюи, но для их клиентов я вроде шута привычного. Шут! – крикнул он бармену- ирландцу, и тот откликнулся:
– Ваша правда, сэр.
Оливье выпил коктейль и проглотил синюю капсулу.
– За честный труд! – провозгласил он.
Жуйвенс стоял у него за плечом, так что на этот раз он подносил большую мягкую ладонь ко рту УКРАДКОЙ. Лекарство еще нужно протолкнуть в горло.
– Поблагодарите вашу мать за кроликов, сэр! – сказал он. Давно уже перенял от меня эту АВСТРАЛИЙСКУЮ ШУТКУ.
И я тоже принял капсулу. Что теперь со мной будет? За круглым маленьким столом Оливье принялся меня расспрашивать:
– Ты когда-нибудь видел ее отца, Хьюи? – Про отца Марлены спрашивал.
Я ответил, что никогда не бывал в Беналле.
– Водитель грузовика, на хрен, можешь себе это представить?
Водители грузовика у Жуйвенса возражений не вызвали. Он покатил прочь, словно под ногами у него надувной мяч, руки растопырил в стороны.
Я стал думать о водителях грузовиков. Представил себе, как все они встраиваются в один ряд вдоль шахты Мадингли.
– Так что теперь ты понимаешь, с чем я имею дело.
В каком смысле? Он смолк и печально развернул карту Нью-Йорка на маленьком столике. Надрезал ее ножом для сыра.
– Что не так с водителями грузовиком? – недоумевал я.
– Ей нравятся здоровые грубые парни, пропахшие пивом. Вот оно как. А если заполучит хулигана, от которое го еще и льняным маслом несет, тут уж и вовсе – сука в охоте. Понял ты меня?
Я одно понял: нефиг резать карту ножом для сыра, смотреть противно, как он ее курочит. Порвал пополам. Большие синие слова ВЕСТ-ВИЛЛИДЖ спланировали на пол.
Я обеими руками держался за голову. Может, и застонал. А вы бы на моем месте удержались?
– В чем дело, старина?
Я сказал, у меня голова кругом пошла от разговоров про отца Марлены. И пусть он, пожалуйста, уберет карту.
– От карты головокружение как раз и пройдет, старина. Хватит мычать. Ты мычишь, – повторил он, – мычишь, да и только.
– Так что там с отцом Марлены?
– Помер от рака легких, – ответил он, – однако портит жизнь до сих пор.
Оторвал еще кусок карты. Я проследил, как обрывок медленно опускается на пол, но он подхватил его, скомкал, швырнул на стойку. НЕТ, ЭТО МЕНЯ НЕ УСПОКОИЛО.
На что нам Центральный парк? – возмутился он.
– Так что с ее отцом?
– Просто твоему придурку брату крупно повезло.
Он постучал по карте зубочисткой.
– Вот! Смотри! Сплошь прямые линии, за исключением Бродвея. Следи за Бродвеем, старина! – И он обвел его ручкой. – Змея в траве.
– Ее отец?
– Бродвей. И еще Западный Бродвей. Не путай.
Оторвал еще кусок сверху от 55-й улицы. Теперь карта готова.
– Здесь кончается мир, – объяснил он мне. – Вот мой офис. Правый верхний угол. А теперь – проверим.
Мы отправились на Пятую авеню, там нашли АПТЕКУ Дуэйна Рида и посмотрели товар, который производят его клиенты, клей для челюсти и растворимые таблетки, чтобы несчастные могли чистить зубы перед сном, бедная мамочка, она была, как у них это называется, ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ.
На Шестой авеню Оливье купил ПРИПАСЫ, в том числе бутылку бурбона, аккуратно спрятал ее под пальто. – Город твой, старина. И не слушай, если кто скажет иначе.
Он подождал, пока я сверился с картой. Я сразу увидел, где мы.
– А теперь, старина, выходим за пределы карты. Без паники. Следи, как это делается.
Вскоре на 24-йулице мы повстречали группу мужчин возле церкви. Не у всех были стулья вроде моего, но по крайней мере у четырех были. Другие облюбовали пожарный кран, ступени церкви, ВОДОРАЗБОР Точно ВЛАДЕЛЬЦЫ ПУДИНГА, только от болезни у них вспухли лодыжки, ноги стали сизые или черные.
– Коллеги, – сказал мне Оливье. – Свои ребята.
Я расставил стул. Оливье в переливающемся сером костюме и модных ботинках стула при себе не имел, зато он достал виски и быстро нашел друзей.
– Нью-Йорк – приветливый город, – сказал он мне.
И первый же человек, потянувший из горла, дал нам свою визитку.
Волосы у него были черные от ваксы, резко зачесаны от лба назад.
– Зовите меня Винни, – предложил он. Он играл на банджо в «Забегаловке Челси» – знаменитый фильм, насколько я понял. Никогда не останавливайтесь в приюте на Западной 16-й, учил он, и помните, что у Святого Марка суп лучше, чем у Святого Петра. Еще он посоветовал не спускать глаз со стула, а потом я спел ему «ВПЕРЁД, СЛАВНАЯ АВСТРАЛИЯ». Карточку он под конец забрал, потому что она ему еще понадобится, и пообещал пригласить меня в следующий фильм, но когда я в свою очередь пригласил его в «Клуб Спорщиков», Оливье сказал, что нам пора.
Главное – он показал мне, как обзавестись друзьями. Теперь я могу действовать без него. В этом вся суть. Теперь он оставит меня. В офисе у него сидеть нельзя, и заглядывать, когда вздумается – тоже. Это правило он постарается изменить, однако пока еще этого дождешься, Хьюи.
– Беда в том, старина, – пояснил он, – что все они очень высокомерны.
Я спросил, а нельзя ли устроиться на улице перед офисом.
– У тебя УНИКАЛЬНЫЙ ТАЛАНТ, старина, – ответил он. – Я что имею в виду, старина: ты умеешь найти себе место.
Это он про талант сидеть на стуле, пока Мясник носится в приступе ярости, распушил павлин хвост и думал королем стать. Про мой ТАЛАНТ рисовать он понятия не имел. Когда меня исключили, я не стал поджигать школу. Вместо этого рисовал себе потихоньку ручкой по простыне, и когда мамочка ГЛЯНУЛА НА ЭТО, у меня уже весь Бахус-Блат был нарисован. Черный Череп обошелся со мной в обычной своей манере.
Бахус-Блат – моя родина, одна ты на свете, одна ты такая. Стул, тропинка, я знал все канавы и дренажные трубы, помнил длину каждой улицы и где они сталкиваются друг с другом. От Мэйсон-лейн до разъезда железной дороги Мэдингли – 6 450 ударов сердца. Во всей ПОПУЛЯЦИИ в 5 000 человек кто-нибудь еще знал этот простой факт? Да, у меня талант, но для школы я оказался слишком глупым.
Когда в понедельник утром Оливье покинул меня, я взял карту и расстелил ее в комнате на ковре. Шею ломило, но ничего особенного. Я нарисовал поверх Бродвея Мэйн-стрит Бахус-Блата, Гисборн-роуд – поверх 34-й улицы, а призрак Лердердерг-стрит скрыл под собой Восьмую авеню.
То лучше становилось, то хуже. Наконец, я не мог уже смотреть на карту. Я пошел.
Выйти на Третью авеню и по ней. Таков был мой план. 22-я улица, 23-я и так далее. Сумею добраться до 55-й, точно, смогу. Сердце бьется под 200 ударов в минуту, огромный красный мускул ревет от напряжения, плевать. Вышел на 55-ю, но вход в здание преградил человек в коричневом костюме.
Я пошел обратно в центр. Следовал карте Бахуса и добрался до лавки Мясника рядом с Дуэйном Ридом и
