И не щадит ни уз, ни крова, Еще искать способны слово Всего лишь слово для стиха. Это написано после высылки Андрея Дмитриевича. 'Колыбель висит над бездной…' — это 1976 год, после ареста Петра Старчика. 'В Содоме живу и не прячу лица' — это 1985-й и т. д. и т. п. 'Вот такая наша жизнь' — как поется в одной туристской песенке.
Знал ли КГБ о моем авторстве 'письма иностpанным коллегам'? После обыска 17 ноября 1983 г. (в связи с арестом Юры Шихановича по Москве прошла тогда серия обысков), когда у меня забрали оставшиеся копии, знал точно. В конце мая 1985 г. на беседе на Лубянке сотрудник показал мне этот документ и с некоторой угрозой сказал: 'Мы хорошо знаем, что вы автор этого антисоветского письма'. Я сделал вид, что не понимаю, о чем речь.
4–2. 'А могло бы быть иначе, быть может' 25 апреля (1983 г.) у Елены Георгиевны был сильный сердечный приступ, как потом выяснилось, инфаркт. (Летом 1984 года в своем судебном деле она прочитала официальное заключение академической больницы: 'Крупноочаговый инфаркт передней, боковой и задней стенки'. Шесть байпассов, поставленных ей в США в январе 1986 г., подтверждают этот диагноз.) Было это в Горьком. Отлежавшись две недели, она 11 мая приезжает в Москву, привозит «Воспоминания» и текст статьи Сахарова 'Опасность термоядерной войны' — ответ Сиднею Дреллу.
Врачи московской академической больницы активно настаивали на ее госпитализации. Но это означало бы полную изоляцию Сахарова от внешнего мира. Елена Георгиевна соглашалась лечь в больницу в Москве, но с одним единственным условием — чтобы вместе с ней был госпитализирован и Андрей Дмитриевич, который тоже нуждался в лечении. Ведь четвертый год ни одного врачебного осмотра. В больницу — только вдвоем, другого варианта не существовало. Лечь в больницу одной было бы предательством.
26 мая дома на ул. Чкалова состоялся консилиум. Заведующая отделением доктор Бормотова сказала Елене Георгиевне: 'Я вынуждена написать в истории болезни, что вы отказываетесь от госпитализации'. — 'Дайте я сама напишу'. Елена Георгиевна взяла историю болезни и вписала туда: 'Настаиваю на госпитализации, но только вместе с мужем академиком Сахаровым в больницу АН СССР в Москве [24]'.
Ученый секретарь Академии академик Скрябин сказал тогда: 'Мы не позволим ей шантажировать нас своим инфарктом' (см. об этом в [1,11,14]). Тем не менее в результате устроенного Еленой Георгиевной «шантажа» к Сахарову в Горький 2 июня приехали врачи из Академии во главе с профессором Пылаевым. Их заключение — необходима госпитализация. Но все это ничем не кончилось.
19 июня Елена Георгиевна вернулась в Горький. 20 июня в журнале «Ньюсуик» появилось интервью с президентом АНСССР Александровым, в котором он, в частности, говорил какой красивый и большой город Горький. 'Академики, которые живут там, не хотят никуда переезжать'. Здесь же он сказал про Сахарова: 'К сожалению, я думаю, что в последний период его жизни его поведение более всего обусловлено серьезным психическим сдвигом'.
В один из этих дней Андpей Линде сделал на семинаpе доклад, под впечатлением котоpого я написал (и отпpавил по почте) в Гоpький довольно длинное письмо. У меня сохpанилась копия этого письма, и я пpиведу его полностью, поскольку, мне кажется, оно пpедставляет общий интеpес. (Пpиношу извинения за возможную неполноту и неточность в описании событий, поскольку это письмо — пеpесказ пеpесказа.)
25 июня 1983 г.
Дорогой Андрей Дмитриевич!
Не могу удержаться, чтобы не написать Вам еще одно письмо (третье за последние две недели). В данном случае причина — доклад Андрея Линде о конференции в США, откуда он недавно вернулся. 'Конференция по проблемам фундаментальной физики; Шелтер-Айленд2' ('Остров Приюта 2'). Предыдущая такая конференция «Шелтер-Айленд1» была созвана по инициативе Оппенгеймера в 1947 году с мыслью вернуть физиков к фундаментальным проблемам, после упора на практические задачи во время войны. На ней было 23 делегата, многие из которых сейчас почти легендарны (в т. ч. Фейнман, Дайсон, Швингер…). В частности, на Шелтер-Айленд1впервые был доложен лембовский сдвиг. Из этих 23 сейчас живы 15, и 14 из них прибыли на конференцию (Швингер не поехал, т. к., по его словам, современная физика вся плохая). Всего было около 100участников, в т. ч. Фейнман, Гелл-Манн, Вейнберг, Ли, Хокинг, Хуфт, Дайсон… (10 нобелевских лауреатов). Из СССР были приглашены Грибов, Линде, Поляков, Фаддеев. Но Людвиг сам не пожелал, а из трех остальных поехал только Андрей. Повода для конференции специального не было — просто желание снова собраться в то же время, на том же острове (этот остров примерно в 150 км от Нью-Йорка, в 1 км от материка), в той же гостинице, что и в 1947 г., и обсудить все дела. Сильных новых результатов доложено не было. Были, в основном, обзорные доклады (всего 15 докладов по 1 часу). Фейнман — по конфайнменту, Ли — нелокальная теория на основе дискретного времени, Вейнберг — по теориям Калуцы — Клейна. Две главные темы, занимавшие больше половины времени и еще больше общего интереса: суперсимметрия и теории Калуцы — Кл. (и их объединения: 11мерная супергравитация…). Главное достижение (результат последнего года) супертеорий (но не супергравитации): удалось построить модели без расходимостей во всех порядках, т. е. не нуждающиеся в перенормировках. (На вопрос Киржница о конечных перенормировках Андрей ответил, что, кажется, в этих моделях нет и конечных.) Впервые это было сделано для SU(4) — супер-Янг-Миллса; затем для SU(2) — и многих других моделей. К сожалению, они пока нереалистичны. Как сказал там один из авторов: 'Я могу продавать такие теории в каждой подворотне, но их никто не купит'. Но на самом деле энтузиазм велик. Гелл-Манн на своем докладе показал рисунок: женщина заметает пыль под ковер, что символизирует перенормировки бесконечностей. Теперь все надеются, что с этим 30-летним самообманом будет покончено. Вейнберг сделал доклад о динамически получаемом 5-мерном Калуце-Кл. (по так называемой 'высокомерной физике'), в котором почему-то оказывается вычислимой постоянная тонкой структуры. Но 1/137 он еще не получил. Хокинг — попытка объяснить L=0 за счет экранирования 'гравитационной пеной'. Он сказал: 'Я буду счастлив, если кто-то предложит что-нибудь получше'. Guth в основном говорил о модели инфляционной Вселенной, предложенной Линде, а Линде- свой новый вариант 'хаотическая инфляционная вселенная'. На первой сессии председательствовал Дайсон и был обзорный доклад Гелл-Манна (невысокий, курчавый, загорелый, шутит и сам смеется своим шуткам, очень энергичный). Кроме физики, Гелл-Манн занимается словотворчеством вроде quark-squark, higgs-shiggs (это для суперпартнеров). И весь этот суперязык он назвал slanguage. Андрей их всех фотографировал, надеется, что получилось. Но в эту среду снимки еще не были готовы. Фейнман — сутулый, поникший, какой-то придавленный (три года назад он заболел раком). Но когда он поднялся на трибуну, глаза загорелись, распрямился, жесты артистические, как Паганини (хорошо все-таки рассказывает Андрей, ведь это я его повторяю). Фейнман один из немногих людей, которые могли отбивать одной рукой 12 тактов, а другой — 13. Он был квалифицированным судьей джазистов. Сама конференция была только для маститых, но в последний день был workshop (мастерская), было приглашено много «физической» молодежи. И вот в этот день с утра на залитую солнцем гладь океана у острова начали приводняться гидропланы с физиками. Андрей говорит, что все это было очень красиво. А вечером гости улетели. Прямо с этой конференции Андрей (и еще 7–8 американцев, в т. ч. Адлер, Гросс) полетели на конференцию в Ереван, где Адлер докладывал о конфайнменте кварков, а Гросс о монополе в теории Кал. — Кл.
Привет Елене Георгиевне. Ваш Боря.
2 июля я получил по почте письмо от Андрея Дмитриевича:
Дорогой Боря!
Посылаю копию моего письма Никольскому [25].
