обретается также разбойников и воров. Эти люди не изнежены.
Взаимной зависти, кажется, у них нет, никто не презирает другого, но помогает и поддерживает, насколько может, по средствам. Раздоры между ними возникают или редко, или никогда, и хотя они доходят до сильного опьянения, однако, несмотря на свое пьянство, никогда не вступают в драки.
Они весьма горды по сравнению с другими людьми и всех презирают, мало того, считают их ни за что, будь то знатные или незнатные. По сравнению с другими людьми они очень вспыльчивы и раздражительного нрава. Они гораздо более лживы с другими народами, они льстивы, а под конец жалят, как скорпион. Они коварны и обманщики и, если могут, обходят всех хитростью. Все зло, какое они хотят сделать другим людям они удивительным образом скрывают, чтобы те могли позаботиться о себе, или найти средство против их хитростей. Они очень алчны и скупы, огромные мастера выпросить что-нибудь, а вместе с тем весьма крепко удерживают все свое и очень скупые дарители. Убийство других людей считаются у них ни за что».
Покоренные народы и государства влияли на Монгольскую империю, которая постепенно перенимала и культуру, их нравы и обычаи, хорошие и плохие. И.М. Дьяконов писал:
«Если даже на Руси, которой монголы нанесли сравнительно мало ущерба, их завоевание заметно задержало ход исторического процесса, то в Средней и Центральной Азии, в Иране и на Ближнем Востоке оно было настоящей катастрофой. Весь Средний и Ближний Восток, а позже и Индия оказались экономически отброшенными далеко назад и на многие столетия (собственно, до XIX века) зациклились, как в ловушке, в средневековье.
То, что здесь последовало дальше, характерно для средневековья: бесконечные войны, существование династических государств с неустойчивыми, подвижными границами, не связанных с определенным этносом и не зависевших ни от самосознания их населения, ни от физико-географических условий».
Империя делилась, дробилась на улусы, которые враждовали друг с другом. Императоры-кааны сменялись почти ежегодно – на Руси использовали «Великую замятню» второй половины XIV века в Монгольской империи, уже разделившейся. Золотая Орда хана Бату в XV веке прекратила свое существование, на собственно монгольских землях резались ханы и делили территории между десятками сыновей. В конце XVII века монгольские земли вошли в состав Китая, император которого объявил себя монгольским богдыханом, а земли Монголии – своей собственностью. Опять независимой Монголия стала только в XX веке. Очень трудно сохранить завет Чингизхана, 800 лет назад сказавшего:
«Боишься? Не делай.
Делаешь? Не бойся.
Не сделаешь? Погибнешь».
Держава «Железного хромца» Тамерлана
10 апреля 1370 года происходивший из тюркизированного монгольского племени Барлас Тимур принял присягу от всех военачальников Мавераннахра, который являлся частью Моголистана – государства, отколовшегося от улуса сына Чингизхана Чагатая. Мать его принадлежала к роду Чингиза, отец – нет, и Тимур не принял ханского титула, став «Великим Эмиром». В дальнейшем он всегда держал на своем престоле подвластного ему чингизида.
Тимур навел порядок в подорванном междоусобицами государстве. К.К.Абаза писал о первом периоде правления великого Эмира:
«Новый хан водворил в стране порядок, прекратил разбои, грабежи, насилия. Край оживился, точно воскрес для новой жизни: земледелец стал пахать, купец – торговать, мирный путник смело проходил страну вдоль и поперек. Тамерлан сделал своей столицей Самарканд.
Главное внимание Тамерлан обратил на войско: он дал ему новое устройство, вдохнул в него преданность к себе и жажду завоеваний. С новым войском Тамерлан в продолжение тринадцати лет покорил все страны от Инда до гор Кавказа, Аравии и Персидского залива. Подобно Чингизу, он привел в трепет Азию и Европу, залил их потоками крови, испепелил города, истребил миллионы людей. Его, как и Аттилу, прозвали «бичом Божиим».
Цели Тимура историки определяют по-разному. Русский историк Т. Грановский писал в середине XIX века:
«В большей части завоевания Тимура трудно заметить какую-нибудь определенную политическую цель. Можно подумать, что им руководила безотчетная страсть к разрушению. Разорив богатую страну, срыв до основания ее города, протоптав копытами своих коней ее жатвы, настроив пирамид из отрубленных голов, он жил далее не заботясь о прочном утверждении своей власти в оставленной им безобразной пустыне».
Современник Тимура историк Шериф-эддин однажды записал: «Выше чести как стать властителем всей известной ему земли, он не знал, и этого всемерно домогался. Это было, по его мнению, единственным способом сделать людей счастливыми. И зрелище раздоров, которые терзали Азию, плачевное положение народов, притесняемых бесчисленными мелкими тиранами, укрепляли его в этой идее».
Многие исследователи считали, что он хотел повторить деяния Александра Македонского и Чингизхана. Сам же он говорил: «Все пространство населенной части мира не стоит того, чтобы иметь двух царей». «Бесчисленные мелкие тираны действительно притесняли, презирали, издевались, не ставили ни во что «бесчисленное множество народов». Один из российских историков начала XX века писал: «Почти полмиллиарда людей, исповедующих мусульманство, почитают Тимура одним из величайших героев – завоевателей и правителей минувших веков, сопоставляя его с Искандером Великим». Т. Грановский писал, что «европейские народы смотрели на Тимура, как на своего избавителя от турок – нашествие Тимура на полвека отсрочило падение Константинополя и оставило надолго успехи турецкого оружия. Многие российские историки считают, что именно Тимуру в значительной мере Русь обязана уничтожением монголо-татарского ига – «трижды жестоко разгромив Золотую Орду, Тимур надолго и глубоко обессилил ее, чем русские великие князья – от Дмитрия Донского до Ивана III – сумели воспользоваться”.
Лучше ли один справедливый властитель бесчисленного множества мелких тиранов, издевающихся над своими подданными? Все исследователи признают, что Тимур был великим администратором.
Автор новейшей биографии Тимура Ж.П. Ру писал: «Тамерлан явно не выносил чьего-либо сопротивления. Он желал быть единственным хозяином своего царства и, по возможности, за его пределами. Он высоко ставил свой талант военачальника и делал все, чтобы остальные его уважали соответственно. Войско решать право не имело. Даже высшее чиновничество могло лишь исполнять его веления, являясь всего-навсего оружием власти. Тимур никогда не забывал спросить совета, но не обязательно его учитывал. Он был очень внимателен к доставляющейся информации и всегда хотел быть осведомленным максимально точно. Он пожелал, чтобы его избрали согласно традиции, тогда как легко мог власть узурпировать. Уважая Чингизхановы правила, он созывал своих аристократов на курултай.
Однажды он сказал, что улемы и шейхи, вместо того, чтобы давать необходимые ему и министрам советы, кормят его лестью. Он охотно слушал ведунов и звездочетов, и, пожалуй, обойтись без них не мог, однако при условии, что предсказания ему нравились. Перед сражением у Дели ему сказали о неблагоприятном предсказании звездочетов. Пожав плечами, он проговорил: «Экая важность – совпадение планет! От звезд не зависят ни радость, ни горе, ни счастье, ни несчастье! Я ни за что не стану откладывать исполнения того, для осуществления чего я принял все необходимые меры».
Тимур твердо верил в то, что являлся орудием Судьбы, или, если говорить точнее, исполнителем некоей миссии.
Своим острым взглядом, почти невыносимым, он пронзал собеседников, предугадывая их реакции и ответы, что превосходило проявление обычной психологичности. Точно также Тимур проникал в чужие потаенные мысли, в секретные намерения врагов и с поразительной безошибочностью предвидел развитие событий. На него действительно находило озарение, а его интуиция порой совершала чудеса. Все укрепляло Тимура, в уверенности, что его вдохновлял Бог».
Тимур говорил: «Господь исторг из моей души всякую жалость». Исследователи пишут, что человеческая жизнь не имела для Тимура никакой ценности. По его приказу людей тысячами замуровывали в стены, во многих городах его воины строили башни из голов, количество которых исчислялось десятками тысяч. Перед делийским сражением он приказал зарезать всех индийских пленных – около ста тысяч человек. Говорили, что в городах жители, покорившись ему, ночью вырезали его
