Несколько дней назад меня официально предупредили, что я в списке трети экипажа, замену которому еще вчера привез в Александрию старенький пароходик «Кооперация». Было это для меня полной неожиданностью, я совсем не планировал уходить сейчас в отпуск, а понять, что произошло, никак не удавалось. Пришлось скрепя сердце подчиниться и готовиться к возвращению в Одессу.
На следующий день «М. Горький» ошвартовался в Александрии на причале рядом с «Кооперацией», и началось великое «переселение народов». Суда стояли буквой «г» друг к другу, и вновь прибывшие целый день переносили свои вещи на «Горький», а уезжавшие с накопленным за рейс скарбом переселялись на их место, в маленькие четырехместные каюты обшарпанного пароходика, на котором предстояло добираться до порта приписки. Он был настолько стар, что даже имел ограничения по району плавания, единственным же утешением служило то обстоятельство, что его уже успели загрузить в попутном направлении египетским ромом – низкокачественным, но крепким.
Эта сцена врезалась в память навсегда – мы прощаемся на пустом причале порта Александрии под усиленные репродукторами призывы муэдзина с белого минарета, пристроенного к зданию морвокзала. Ощущения тяжелые – как будто отрезали кусочек тебя, так успел сродниться с этим большим пароходом. А теперь еще и Валентина. «М. Горький» уходит в ночь на США. А нам предстоит шлепать через Босфор назад, в Черное море. Я обещаю приехать за ней через три месяца в Ленинград, куда придет турбоход, Валя плачет.
Ни она, ни я тогда не знали, что вместе с отправляемыми в Одессу на «Кооперации» документами уходит и небольшой пакет, адресованный в отдел кадров, где подколоты составленные со знанием дела доносы на меня, под которыми стоят подписи нескольких наших общих знакомых – из тех, с кем вместе встречали Новый год, пили в феврале на моем дне рождения.
Кое-кто из них, тоже уходящих со мною в отпуск, начнут мне каяться еще по пути домой, под стакан дрянного рома, объясняя, что просто не имели другого выхода. Вызвал первый помощник Игорь Иванович Зайцев, дал прочитать уже готовый текст и велел переписать от руки… Кому хочется рисковать своей визой… Что именно подписал? Ну что – иногда о политике неправильно говорил, о руководстве страны и вообще. ну, выделялся. А что, не так? Нет, ты вот скажи… И потом – ты что, не знал, что помполит к твоей подруге тоже неровно дышит?..
Утром, проснувшись, я вышел на палубу. «Горького» уже не было… Длинный причал был пуст, и грязные волны били о бетонные сваи. Призывая к утреннему намазу, опять пел над портом муэдзин. Только через сутки, дождавшись наконец более или менее благополучного прогноза погоды, «Кооперация» снялась на Одессу. Едва ли не черпая из-за сильной перегрузки невысокими бортами воду, мы почти две недели чапали до Воронцовского маяка. Наверное, ром помог – добрались.
Много лет спустя я прочту в Интернете письмо старшего механика турбохода «Максим Горький» Анатолия Коротаева:
…«Двадцать девятого января 2009 года из Одессы на Кипр отправились одиннадцать членов экипажа тб/х «Максим Горький» (в основном члены машинной команды) для замены оставшегося экипажа и сопровождения судна к месту его разделки на металл. Такая же группа вылетела из Санкт- Петербурга. Тридцатого января обе группы прибыли в порт Лимасол. Вся команда состояла из тридцати трех человек – семнадцать человек в машине, четырнадцать на палубе и пять человек обслуги. На судне также присутствовал представитель индийской компании, купившей это судно на металлолом. Так начался последний рейс легендарного судна…
Последние два месяца оно стояло на рейде у берегов греческого порта Пирей и ожидало своей участи. В Гамбурге была создана инициативная группа по сбору средств для покупки судна и дальнейшего переоборудования его в гостиницу. Возглавлял эту группу немецкий капитан «Гамбурга». Еще, по слухам, были заинтересованы в покупке судна греческая компания и австралийская, но все было тщетно, судьба лайнера была решена – металлолом. Для перегона судна к месту разделки необходимо было оформить регистровые документы. Последние годы судно работало под DNV – Норвежский Веритас. Для оформления документов были вызваны представители DNV в Греции, и они начали проверку судна для выдачи разрешения на последний рейс. Эти представители не верили, что судно идет на металлолом, у них не было ни одного замечания к техническому состоянию судна. Документы были оформлены без труда, и мы приступили к перегону судна.
Второго февраля прошли Суэцкий канал и вышли в Красное море. Шли мы в печально известный индийский порт Аланг, там заканчивают свою жизнь большинство судов мирового флота. Шли небольшим ходом, так как спешить было некуда. В Аланге только два раза в месяц происходит выброска судов на берег. Это происходит, когда прилив достигает своего максимального уровня, в середине и в конце каждого месяца. Наша дата выброса была назначена на двадцать пятое февраля. Пройдя Красное море, мы прошли через Баб-эль-Мандебский пролив и вошли в Аденский залив, в зону действия сомалийских пиратов. Почти на всем пути следования через зону действия пиратов нас сопровождали военные суда. Конечно, они не были приставлены к нам специально, там было много и других судов, следовавших с нами как одним курсом, так и встречным, но все вокруг знали, куда мы идем, и сочувствовали нам. На корме мы расставили оставшихся из магазинов манекенов, одели им на головы каски, к рукам пристроили трубу, чтобы создать впечатление, что стоят люди с гранатометом. Не знаю, что помогло – наши манекены или военные суда сопровождения, но прошли мы эту зону без проблем, а затею с манекенами одобрили даже вояки. На другой день, после выхода из зоны действия пиратов, получили сообщение, что на 270 миль южнее нас было захвачено очередное судно. А еще через день мы легли в дрейф и ожидали дальнейших приказов судовладельца. За время ожидания заменили все названия «Максим Горький» на «Максим М», а также порт приписки Нассау на Бассетерре. Не знаю по каким правилам, но все суда перед выброской переименовывают.
Восемнадцатого февраля пришел приказ – прибыть на внешний рейд Аланга девятнадцатого февраля вечером, что мы и выполнили. На внешнем рейде Аланга начали работать различные комиссии – сначала таможенная, затем экологическая, и на двадцать пятое февраля назначили выброс (Beaching). Двадцать четвертого февраля мы перешли на исходную точку в двух милях от места выброса и увидели, что такое Аланг. Это берег длиной семь миль, на котором буквально через каждые десять метров стоят выброшенные суда, от одних уже почти ничего не осталось, другие только начали разбирать, третьи еще не начинали. А в три часа ночи нас подняли по авралу, и началось наше последнее плавание. По команде с мостика я раскрутил обе машины до предельно возможных оборотов, и мы пошли. Все закончилось очень быстро, мы в машине это увидели сразу – указатель скорости упал на ноль, вакуум в главных конденсаторах начал падать, и я дал команду электромеханику обесточить судно. Электромеханик нажал на кнопку, все потухло, через несколько секунд запустился аварийный дизельгенератор, электромеханик включил освещение по судну, и поступила команда покинуть борт. Перед выброской мы установили с обоих бортов траппричалы. Есть на круизных судах такие платформы, которые используются при рейдовых стоянках, к этим причалам швартуются судовые катера для перевозки пассажиров на берег. После взятия АДГ под нагрузку мы спустили на эти причалы трапы и перенесли на них свои личные вещи, с одного борта палуба, с другого машина, затем с берега подошли за нами две шлюпки, мы погрузились в них.
В момент погрузки судно начало «агонизировать». Дело в том, что мы оставили крутиться паровые механизмы, чтобы они вырабатывали пар из судовых котлов, пар от них выходил в магистраль отработанного пара. На этой магистрали стоит большой предохранительный клапан, который начало подрывать при повышении давления выше нормы и стравливать излишки пара в атмосферу. Звук от этого производил впечатление, будто огромное живое существо вздыхает. Все это происходило в пять утра в темноте. Загрузившись, мы пошли к берегу, откуда нам светили фонариком куда идти. На берегу нас уже ждало очень много индусов, которые начали выгружать из шлюпок наши вещи и носить их в ожидавший грузовик. Мы же попрыгали из шлюпок прямо в воду и пошли тоже на берег. Перед уходом электромеханик остановил АДГ, однако судно еще светилось от аварийных аккумуляторов. Затем мы погрузились в автобус и уехали с этого места в город Бхавнагар, там мы прошли иммиграционные и таможенные формальности и поселились в гостиницу, где привели себя в порядок, переоделись и приготовились следовать домой. Двадцать седьмого февраля мы прилетели в Одессу. Вот так и закончилось мое путешествие длиной в тридцать пять лет и один месяц. Ведь я пришел на это судно молодым машинистом и дослужился на нем до старшего механика. Из всех, кто принимал это судно тридцать пять лет назад, к моменту выброса остался я
