Из акватории порта столица Алжира, именуемая так же, как и все государство, выглядит красиво – нависшая над морем, на крутом холме оживленная улица с высокими ослепительно белыми домами.
Попав в город, даже не сразу осознаешь, что это уже Африканский континент, Северная Африка. Вполне европейские бутики, оживленное организованное движение, прилично одетые люди, французская речь звучит, пожалуй, не реже арабской. Похоже, что жители второго по величине государства континента успели сохранить от долгой эпохи зависимости от Парижа все не самое худшее.
Приняв на борт большую группу ждавших нас участников фестиваля, мы к концу того же дня снялись на Лас-Пальмас. Уже в море к нам в госпиталь спустилась потрясающе красивая темнокожая девушка с весьма внятным английским, как оказалось из делегации Сейшельских островов. Стесняясь, она попросила меня объяснить врачам, что у нее что-то последние часы «тянет» внизу живота. Позвали хирурга и старшего врача. Рассматривать обнаженный черный животик с тонкой ниточкой курчавых волосиков на положенном месте мне было очень интересно, но эти медицинские «редиски» вместо того, чтобы дать мне такой же белый халат, напротив – попросили удалиться из кабинета, убеждая, что поймут пациентку сами. В общем выяснилось, что у черной девочки все характерные признаки аппендицита, и старший врач принял решение – срочно заказать операцию в Лас-Пальмасе. Наутро, поручив покупку обязательного мохера коллегам, он повез ее в местный госпиталь на операцию, предусмотрительно договорившись об услугах местного переводчика с берега. Все было сделано быстро и профессионально, и ко времени отхода девушку уже привезли обратно на борт. Через сутки все мы с любопытством изучали почти незаметный шрамик африканки, слушая восхищенное чмоканье с утра поддавшего хирурга. «Ты только погляди, как режут… у нас располосовали бы девчонке полживота, и гуляй потом по пляжу всю жизнь в закрытом купальнике…» Надо сказать, что даже мне, непрофессионалу, было очевидно, что все было проделано мастерски, и только маленький пластырь телесного цвета, удерживающий тампон, свидетельствовал о состоявшемся хирургическом вмешательстве.
– А почему у нас так не могут?.. – полюбопытствовал я у хирурга, когда девушку после осмотра отвели в каюту.
– Ну почему не могут. – он достал из-за шкафчика ополовиненную бутылку с болгарским коньяком «Плиска», поискал мензурки. – Схема операции другая, хлопот больше. Просто не надо это никому… не его проблема… Будешь? – он отвинтил крышечку с пузатой бутылки.
В том рейсе образовался обычный судовой романчик с худенькой администраторшей-переводчицей тоже из Москвы. Она пришла ко мне в каюту, жалуясь на побаливающую спину, и пришлось ее массировать, уложив на свою койку, последовательно снимая сначала легкую блузку, потом тонкий бюстгальтер, а потом и узкие трусики. В поиске разнообразия поз очень мешала страховочная перекладина сбоку, сделанная чтобы не оказаться на полу во время шторма, и нависающая сверху вторая свободная койка.
Гавана поразила меня не сочетаемыми, казалось бы, бедностью и неподдельным энтузиазмом горожан. Не знаю, что осталось у бедных кубинцев на сегодняшний день – вероятнее всего, только первое, но тогда их вроде бы искренний революционный подъем поражал. Все были готовы поддерживать Фиделя и социализм.
По знаменитой набережной Малекон, о которую разбивались волны океана, неторопливо ехали полуразбитые автомобил и, оставшиеся со времен пребывания тут американцев. Веселая ребятня прыгала в тридцатиградусную жару в резиновых полусапожках из нашего «Детского мира». Обшарпанные старые кварталы столицы выглядели ужасно, а они искренне хотели, что бы так же было на земле повсюду. У музея революции, где в прозрачном склепе была выставлена яхта «Гранма», на которой в 56-ом году братва Фиделя приехала освобождать многострадальный остров, местные юные пионеры клялись изменить мир. Они были уверены, что знают, как это сделать.
Две недели мы торчали в порту, пока наши пассажиры всех цветов кожи, собранные в разных странах судами ЧМП, представляли самих себя на фестивальных аренах… В каютах старой «России», конечно же, не было никаких кондиционеров, за десять минут можно было запросто задохнуться, и к ночи вся толпа вываливала на верхнюю палубу, устраиваясь на ночевку прямо на брошенных на политые водой доски одеялах и полотенцах. Рядом бок о бок стоял «Леонид Собинов» из нашего пароходства, посудина уже посовременнее, почти у каждого там были знакомые и днем, если делать было нечего, можно было сходить туда специально – подышать прохладою.
Однажды заботливые организаторы фестиваля посадили весь экипаж в прокаленный «Икарус» с пыльными занавесочками на окнах и повезли за 130 километров от Гаваны на знаменитый пляж Варадеро, причем впереди, по левой полосе узкой дороги, ехал кубинский полицейский на мотоцикле, заставляя все встречные машины прижиматься к обочине, пропуская почетных гостей международного фестиваля молодежи и студентов. Песок на пляже поражал своей белизной, чтобы окунуться в океан приходилось долго идти по мелководью, мы с переводчицей взяли водный велосипед и, явно давая народу тему для трепа, долго катались по тихой поверхности прозрачной воды. Потом на берегу затеяли что-то вроде дискотеки, и мы вместе со всеми пошли танцевать на мягком песке под какую-то народную мелодию…
Она нервно забыла в моей каюте Вебстеровский толковый словарь, а я ей так и не напомнил (сознательно), и словарь до сих пор стоит среди других на полке в кабинете. Еще бы вспомнить сейчас, как ее звали.
На обратном пути, за несколько дней до прихода в Одессу на нашего инфекциониста обрушилось большое человеческое счастье. Весь длинный рейс изнемогавший от безделья эскулап, пытавшийся от тоски развлечь судовую толпу лекциями о тропических паразитах, трясущимися от счастья руками оформил в стационар здоровенного бугая-матроса, имевшего неосторожность заглянуть в судовой госпиталь с жалобой на расстройство желудка, как носителя редчайшей южноамериканской инфекции.
Я попробовал заступиться за парня перед старшим врачом, с которым у меня сложились дружеские отношения. Любому непредвзятому человеку было абсолютно очевидно, что сложный этот диагноз высосан из пальца. Но тот только развел руками – пойми, должен же узкий специалист хоть как-то оправдать свою двухмесячную командировку; да и начнешь сейчас влезать в чужое – потом сам не оберешься неприятностей…
За парнем прямо на одесский причал подкатила «скорая», его вместе с закупленной в Лас-Пальмасе «школой» занесли в машину на носилках. Сзади с марлевой повязкой и сознанием исполненного долга на лице шествовал эпидемиолог с бумагами и видом человека, спасшего страну от опаснейшей эпидемии. Толпа на палубе, наблюдая за этими манипуляциями, чуть не надорвалась от смеха, вспоминая, как мнимый больной обожрался накануне ромом с ананасами.
Кстати, о птичках. Ананасы. Ананасы в шампанском…
Да, конечно – «Увертюра» – знаменитое стихотворение поэта с этими словами стало первым, которое запомнил наизусть маленький Андрей.
Горьковатые кружки из небольшой банки, пропитанные сиропом, один-два подряд, мне нравятся больше, чем возня с натуральным фруктом.
Как-то, много позднее, вырвавшись из голодной ноябрьской Москвы на неделю в Западный Берлин и вознамерившись купить с собою в гостиницу ананас, мы долго пеняли продавщице, что в маленьком магазине к закрытию их уже не оказалось. Круто было возмущаться отсутствием тропического фрукта среди ломящихся от снеди прилавков, прилетев из города, где в то время за хлебом надо было выстоять часовую очередь. Перед нами извинялись, приглашая придти утром.
Ну что там еще, связанное с ананасами, успело случиться за мою жизнь.
Когда-то в хорошей, хотя и здорово идеологизированной детской книжке об Америке «Дик с 12-й Нижней» я вычитал эту игру – отталкиваясь от последнего объекта воспоминаний, попытаться раскрутить обратно весь ход размышлений. При таком раскладе между собою оказываются логически объединенными совершенно, казалось бы, несовместимые вещи. Магазинчик в Берлине вспомнился потому, что речь зашла о названии книжки Северянина, которое, в свою очередь, всплыло из-за упоминания южноамериканского фрукта, которым на самом деле отравился матрос с «России», на которой впервые я побывал на Кубе, где довелось кататься по океану на велосипеде… Уф… Такая вот любопытная игра.
Сразу после Нового года мы с Валентиной полетели в Одессу. Каждому предстояло идти в рейс. Проводив меня, она должна была через несколько дней уйти на «Горьком», а мне предложили путешествие, попасть в которое стремились многие. О нем знающие говорили шепотом, передавая по секрету информацию только близким друзьям с советом бежать, пока судовая роль еще не закрыта, к своему
