Прочитав шифровку, Штирлиц был возмущен до крайности:
— Это кто — осел? — орал он. — Это я — осел? До каких пор они будут издеваться надо мной? Выговор! Да плевал я на ваш выговор! Они сами не знают, чего хотят! Нет, сейчас далеко не осень сорок первого!
Штирлиц решил повести машину в какое-нибудь укромное местечко, где бы он мог успокоиться и спокойно поразмышлять о новом, «дурацком» задании Центра, и вообще о нужности его работы весной сорок пятого, когда Анхен, наверняка, втюрилась в Бормана.
ГЛАВА 12. СПЯЩИЙ РАЗВЕДЧИК
Штирлиц стоял на берегу Одера и смотрел в даль. «Нет, это не Волга», — подумал он и вполголоса запел:
Вдруг он замолк, увидев недалеко от себя толстенького человечка, сидевшего у самой воды и строящего песочные замки. Это удивило Штирлица, так как дул ветер и было ужасно холодно. Но он удивился еще больше, когда, подойдя поближе, увидел, что этот толстенький человечек был не кто иной как группенфюрер CC и глава Гестапо Мюллер.
— Группенфюрер, вы ли это?! — спросил Штирлиц.
Мюллер от неожиданности подпрыгнул. Увидев Штирлица, он покраснел, промямлил что-то невнятное, собрал кое-какие свои вещички, включая детский совочек, вскочил и бросился наутек.
— Эй, послушайте! Куда вы? — бросил ему вдогонку Штирлиц.
Но Мюллер бежал так быстро, что Штирлиц решил не преследовать его.
«Чудеса!» — подумал Штирлиц и направился обратно к машине. Но завести ее он не смог. Разведчика сморила усталость и он решил поспать. Штирлиц знал, что через двенадцать часов он проснется и начнет выполнять новое задание Центра.
…Прошло двенадцать часов. Но Штирлиц спал. Слишком напряженными были последние дни. И даже выработанная годами профессиональная привычка не могла пробудить его. Полковник Исаев спал! Он спал и даже не знал, что именно сейчас поднято на ноги все Гестапо, разыскивая его. Он спал и не знал, что перекрыты все границы, а пограничникам разосланы фотографии с его рязанской физиономией и пометкой «Особо опасный преступник». Он спал и не мог предположить, что Мюллер именно в эти минуты докладывает Гитлеру о разоблачении в аппарате CC русского резидента, а Шелленберг, моя ноги Гиммлеру, грызет себе ногти, получая по физиономии от своего шефа. Он спал и не видел, как Геббельс прыгает от радости и пьет, давно не первую, бутылку шнапса за здоровье Сталина, а Борман отдает последние распоряжения об устройстве русского резидента в одном из лучших концлагерей Германии.
В Рейхе Штирлица ненавидели все. Мало этого, многие догадывались о его, далеко не немецком, происхождении. Однако этот факт, который давно бы привел к провалу любого другого шпиона, не мешал полковнику Исаеву работать, отдыхать, любить Анхен, постоянно втюриваться в Еву Браун, ненавидеть Гитлера, жрать тушенку и успешно выполнять новые задания Центра.
ГЛАВА 13. ГЕРИНГ И ВКП(Б)
Геринг, как верно просчитал Штирлиц, был совершенно не причастен к снятию отпечатков пальцев в аппаратах CC и Гестапо. Он даже и не думал об этом. Геринг, который давно уже понял, что война проиграна, сидел у себя в кабинете и кормил русской селедкой любимую собаку, облизывая свои нежные, корявые, жирные пальчики. Несчастный Геринг, которого вчера на совещании у фюрера мерзко оскорбили, думал о том кошмаре, ожидавшем его, когда в Берлине начнет громыхать русская канонада. Геринг решил спасаться. Он давно предполагал, что Штирлиц — переодетый русский шпион. Более того, он точно знал, что не кто иной, как полковник Исаев, может помочь ему спасти свою шкуру. «Если Штирлиц — русский резидент, — размышлял Геринг, — а русские вот-вот будут в Берлине, то нет ничего проще, как вступить, пока не поздно, в их чертову партию. Сейчас или никогда!! Война проиграна. Лучше быть коммунистом, а не собачкой на побегушках у этого шизофреника». И он решил провести совещание среди офицеров, которым особенно доверял.
Когда все были в сборе, он решил отложить в сторону все нацистские словечки и без предисловий начал проводить первое, среди офицеров такого ранга, партийное собрание:
— Товарищи! — все были ошарашены. — Да, вы не ослышались — то-ва-ри-щи! Сейчас, когда ясно, что Германия со всеми ее шизофрениками и идиотами выходит из игры, а фанатик Гитлер утратил свое влияние в народе, я не вижу другого выхода, как сложить с себя всякие полномочия и вступить в нашу родную, ленинскую, народную партию!
В кабинете, где проходило совещание, прошел шорох волнения и недопонимания. Некоторые офицеры тут же покончили жизнь самоубийством. Послышались робкие крики:
— Это… предательство!