«Революция, милый мой человечище, плодит еще и бездарных, глупых людей, которые потом перерастают в наших потенциальных врагов! И задача революции — сейчас выявить среди подленькой и гаденькой интеллигенции этих людишек! Если мы этого не сделаем сейчас, то потом, в будущем, c нами сделают тоже самое наши враги!»
Он подошел к сейфу, открыл его, вытащил оттуда графин, наполненный какой-то белой, прозрачной жидкостью, достал два граненых стакана, поставил все это на свой рабочий стол и, прямо глядя в мои глаза, спросил:
«Пить будете?»
«Пить?» — переспросил я его.
«Да, батенька, пить! И не что-нибудь, а настоящую воронежскую самогоночку! — И Владимир Ильич облизнулся. — Мне ее вчера прислали из коммуны «Заря коммунизма».
«Но, у вас же ранение, Владимир Ильич!»
«Пустяки! Забудем про это!»
И я, фрау Заурих, даже находясь на работе, не сдержался. Выпить с Лениным! О, для меня, молодого сотрудника ЧК, это было величайшей честью! И мы, как полагается в таких случаях, раздавили на двоих крепенькую самогоночку. Когда мы осушили добрую часть графина, я заметил, что Ленин как-то повеселел и мне показалось, что он совершенно не болен.
«А что, батенька, — спросил он у меня, — не махнуть ли нам на рыбалку?! Вот так — все бросить и на рыбалку! А?»
«Но революция, Владимир Ильич…»
«Ах, да, да — революция! Да кому она нужна, эта революция!» — Ленин налил мне еще стаканчик. — «Революция нужна прежде всего идиотам и бюрократам, вроде Троцкого. Кстати, товарищ Исаев, займитесь им!» — И Ленин что-то черкнул в свою записную книжку. — «Понимаете ли, его нужно расстрелять, а еще лучше повесить вверх ногами!»
А глаза — такие добрые, добрые… Нет, фрау Заурих, Ленин — это был человек! Человек с большой буквы!
— Я слышала, — проснулась фрау Заурих, — что он был импотентом?
— У каждого свои недостатки… — задумчиво произнес Штирлиц и выпил последний стакан водки.
ГЛАВА 19. ГЕРИНГ — АГЕНТ ШТИРЛИЦА
Геринг вызвал к себе Штирлица. Правда, сделать это было делом нелегким. Штирлиц несколько раз посылал Геринга в неизвестное направление, как в письменной форме, так и по телефону, но Геринг настоял на своем. Штандартенфюрер согласился встретиться с ним только после того, как Геринг пообещал ему достать ящик отличной французской тушенки. Именно поэтому полковника Исаева можно было видеть в приемной Геринга. Когда Штирлица пригласили, наконец, в кабинет маршала авиации, он зашел туда с явным намерением набить кому-нибудь морду, что ясно было выражено на лице разведчика и по приготовленному для этой процедуры любимому кастету.
— Здравствуйте, товарищ Исаев! — дрожащим голосом, на ломаном русском языке произнес Геринг.
— Прекратите, господин маршал, издеваться!
— А я, дорогой мой, и не издеваюсь! Я вам не маршал, а ваш товарищ по партии! — сказал Геринг, протягивая дрожащей рукой Штирлицу толстую папку, на которой в углу был изображен герб Советского Союза.
— Что это?
— А вы посмотрите!
Просмотрев содержимое папки, Штирлиц опешил и даже спрятал свой любимый кастет.
— Как? Вы секретарь НКПТ?
— Именно!
— Поздравляю вас, товарищ Геринг! Давно пора!
— Означают ли ваши слова, что я и мои доверенные офицеры приняты в ВКП(б)?
Штирлиц загадочно улыбнулся.
— Дорогой мой! — начал Штирлиц. — Партия — это не сброд психов вроде придурка Рибентропа или фаната Геббельса! Партия — это организация в которой действует единый Закон — Закон Братской Любви! — И Штирлиц еще раз вспомнил Ленина.
— Я понимаю…
Партия — это сила класса и дело класса! Вот, что такое партия! — Штирлиц принял особо бюрократическое выражение лица. — Я, конечно, со своей стороны, еще раз просмотрю все эти бумаги и постараюсь что-нибудь для вас сделать.
— Хорошо! Два ящика тушенки! — начал торговаться бывший маршал авиации Германии.
— Как! Вы мне пытаетесь всучить взятку?
— Ну, что вы, товарищ Исаев…
— Именно взятку!
— Три ящика!
— Дело очень сложное… — промямлил Штирлиц.
— Четыре!
— Конечно, надо подумать, обмозговать столь щекотливое дело.
— Четыре ящика и триста пачек «Беломора»!
— Хорошо! Но товар вперед! Вы мне товар — я вам партийные билетики! По рукам?
— По рукам! — сказал сияющий Геринг, провожая Штирлица до двери.
— Да, чуть было не забыл, так как вы теперь наш человек, даю вам первое партийное задание.
— Я вас внимательно слушаю, товарищ Исаев.
— Подготовьте документы, раскрывающие всю деятельность Бормана. Особенно меня интересует вопрос, связанный с золотом партии. Кроме этого, постарайтесь выяснить куда верхушка собирается смыться, когда здесь будут наши.
— Но, штандартенфюрер…
— Никаких но!
— Я просто хотел сказать, что это задание не совсем для нашего управления… — уныло пролепетал Геринг.
— Вы что, отказываетесь? — закричал возмущенный Штирлиц.
— Товарищ Исаев, мне, как коммунисту, будет стыдно перед самим собой и перед моими новыми товарищами по партии в случае, если я не смогу выполнить задание такой важности. Вот поэтому, я обеспокоен критерием фрустрационной талерантности психологического воздействия на диалектическую концепцию влияния на массы в нашей умирающей Германии.
Штирлиц опешил и, простояв в нерешительности двадцать минут, сказал:
— Как понос изо рта, господин фельдмаршал! Вы далеко пойдете по нашей иерархической лестнице, идите по ней и никуда не сворачивайте, как завещал великий Ленин!
— Слушаюсь, товарищ полковник!
— Выполняйте задание! — четко сказал Штирлиц и вышел из кабинета.
ГЛАВА 20. ПОСЛЕДНЕЕ МГНОВЕНИЕ ВЕСНЫ
Вольф возвращался из Швейцарии на поезде «Берн — Берлин», у которого был отцеплен последний вагон, а вместо него была прикреплена цистерна с отличным армянским коньяком — все, чего сумел добиться от американцев Вольф. Гиммлер знал это и готов был сгореть от стыда. Вольф не знал того, чего
