теперь ставшие общей программой объединенных провинций. В Буэнос-Айресе были осведомлены о конгрессе в Арройо-де-ла-Чина, так как Артигас регулярно сообщал о всех происходивших на нем событиях.
11 июля депутация конгресса прибыла в Буэнос-Айрес, а через месяц вернулась в Арройо-де-ла-Чина. Миссия ее закончилась полным провалом. На предложения депутации Буэнос-Айрес ответил отправкой в провинцию Санта- Фе военной экспедиции под командованием генерала Виамонте.
Артигас нередко задумывался над тем, где следовало бы расположить штаб Федеральной лиги. Он должен был находиться в таком месте, откуда можно было бы наблюдать за противником и в случае необходимости быстро приходить на помощь провинциям, входившим в состав лиги. Такое место было найдено на плоскогорье Эрвидеро, на берегу реки Уругвай, в тридцати километрах к югу от города Сальто. Называлось оно Пурификасион (очищение), что как бы подчеркивало чистоту целей лиги. В июне Артигас прибыл сюда со своим штабом.
С географической точки зрения место было очень выгодным. Плоскогорье Эрвидеро заканчивалось глубоким оврагом, на дне которого с шумом мчалась бурная река.
Отсюда, с высоты, видно было все, что происходит на территории протектората. Прямо, на низком берегу реки, лежали степные просторы провинции Энтре-Риос. На флангах протекали реки Чапикуй и Эрвидеро, притоки реки Уругвай. Они растянулись вдоль всего высокого плоскогорья, позади которого терялись в дымке холмы провинции Восточного берега. Таким образом, место было выбрано очень удачно. Отсюда можно было меньше чем за два дня дойти до Монтевидео и еще скорее — до границ с Бразилией. Но ближе всего, примерно в часе езды, находилась провинция Энтре-Риос, за честолюбивыми каудильо которой Артигас должен был наблюдать особенно тщательно.
В лагере Пурификасион, помимо войск и свиты Артигаса, находились пленные, захваченные во время военных действий, а также приезжавшие сюда политические союзники; были здесь и торговцы, мелкие лавочники, ремесленники и различный люд, обслуживавший лагерь.
Сам городок состоял из дюжины домов и нескольких бедных ранчо. Дом Артигаса был более чем скромен, чтобы не сказать беден. В этой спартанской обстановке он жил и руководил теми провинциями, которые находились под его протекторатом.
Сохранились свидетельства людей, посетивших Артигаса в этом доме. Один из них, английский торговец Робертсон, занимавшийся перепродажей кож в местечке Гойа, оставил прекрасные мемуары, в которых он рисует Артигаса в его домашней обстановке. В то время как Артигас «ел жареное мясо, запивая его можжевеловой водкой, налитой в рог», оборванные офицеры из ближайшего окружения Артигаса тоже ели и пили, сидя у очага, зажженного прямо на полу. Робертсон отметил, что Артигас сидел на воловьей шкуре, так как стоявшие в комнате два стула были заняты его секретарями, которые писали что-то под его диктовку, не обращая никакого внимания на суматоху, царившую в доме. Пол был усеян конвертами, на которых можно было прочесть имя адресата; «Его высочеству протектору». Автор воспоминаний добавляет; видя Артигаса за работой, он подумал, что, если бы дела всего мира легли на его плечи, он вел бы себя точно так же: «Этот человек, казалось, был совершенно отрешен от окружавшей его суеты и шума; и если бы можно было говорить о нем только с одной этой стороны, то я назвал бы его самым великим полководцем наших времен».
Чтобы дополнить картину внутреннего убранства дома Артигаса, надо сказать, что в комнате стояла еще походная кровать. Все здесь говорило об аскетическом, почти монашеском образе жизни хозяина.
Артигас управлял и руководил спокойно, всегда оставаясь таким же патриархальным и демократическим. Это о нем сложили куплеты:
Артигас управляет Восточной провинцией
Дернемся теперь к тому, что происходило в Монтевидео, который находился тогда в очень тяжелом положении. После того как испанцы оставили город, его начали грабить аргентинцы. За исключением кучки богачей, население жило в нищете. В городе чувствовалось отчаяние и глухое сопротивление жителей (почти без исключения — испанцев) политике новой власти, власти патриотов.
Был еще один важный момент в жизни города — поведение губернатора Монтевидео Оторгеса. Больше всего его заботили его костюмы (он уделял этому много внимания) и его дом, обставленный дорогой мебелью и увешанный коврами. Человек низкой культуры, он как был, так и остался малограмотным сельским управляющим. Ничего не сделал он для того, чтобы наладить управление городом. Естественно, что вскоре Оторгес стал игрушкой в руках бессовестных политиканов, которые попытались противопоставить его власть власти Кабильдо и даже Артигаса. Он постепенно скатывался на путь, ведущий к измене революции.
Эти политиканы (Артигас называл их «плохие американцы») сеяли интриги и ссоры, сталкивая Оторгеса с Кабильдо по всем проблемам, и прежде всего по вопросу о налогах. Они всячески защищали такие меры, против которых выступал Артигас, мечтавший, чтобы народ, наконец, смог свободно вздохнуть, избавившись от бесконечных поборов, и не дрожал бы от страха при одном слове «контрибуция». Столкновения происходили и по многим другим вопросам. Интриганы не только сеяли смуты, но и организовывали беспорядки с целью удержать губернатора у власти даже тогда, когда Артигас предложил Оторгесу уйти в отставку. Оторгес совершал вместе со своей камарильей множество злоупотреблений; Кабильдо, в сущности, тоже занимался вымогательством, хотя и во имя добрых целей, в частности, облагал налогами торговлю, которая и без того влачила жалкое существование. Узнав об этом, Артигас написал письма в Монтевидео, сначала из Ла-Бахады, а затем из лагеря в Пурификасионе. Он писал в них, что чрезвычайно озабочен всем происходящим. А 24 мая Артигас послал просьбу об отставке, в которой писал, что «он отдает народу Восточного берега власть, предоставляя ему возможность предпринимать те меры, которые он сочтет нужным для гарантирования безопасности и счастья». Одновременно он просил сообщить, кому он должен передать войска и снаряжение, которые находились в его распоряжении. «Я бессилен, — писал Артигас, — служить нашему делу в условиях, когда мои предложения не уважаются и не утверждаются».
Письмо Артигаса взволновало членов Кабильдо — они считали свои действия вполне правильными и не видели за собой вины. Чтобы ликвидировать конфликт, они решили послать к Артигасу миссию. В нее вошли два человека: Антолин Рейна и Ларраньяга, когда-то бывший делегатом от Восточного берега на ассамблее и оставшийся в Буэнос-Айресе после получения там поста. Теперь Ларраньяга занимался в Монтевидео церковными делами и был, как и Антолин Рейна, рехидором городского совета. Получив письменные полномочия, они отправились в Пурификасион: Ларраньяга был человеком наблюдательным и впоследствии написал заметки о своем путешествии. Эти заметки являются весьма важным документом, дающим представление о провинции Восточного берега той эпохи, а также рисующим облик Артигаса и его штаба.
Эмиссары выехали из Монтевидео в последнее воскресенье мая в повозке, запряженной двумя мулами, в сопровождении эскорта из восьми человек. Они пересекли многоводную реку Санта-Лусию и теперь ехали по выжженной дороге. Пустынный и дикий пейзаж смягчали посевы кукурузы, пшеницы и тыкв. Изредка в этой пустынной местности встречали ранчо, рядом с которыми обычно находились своеобразные амбары — вернее, навесы из бычьих шкур, растянутых на четырех жердях, где крестьяне хранили зерно.
Ларраньяга отмечает, что здесь в хозяйстве используется для самых разных целей один и тот же
