Теперь или никогда

можно завернуть в узел, пока выговоришь.

Кстати, о ритуалах. Господин Акэлиа тоскливо огляделся. Возчики выпрягли одну из лошадей, и молоденький форейтор уже седлал ее, чтобы скакать в город и сообщить о покойнике. Пока доложит, да пока найдется телега… А обряд, хочешь или не хочешь, проводить надо! Больше-то все равно некому.

«Интересно, зачтут ли мне это за практику?» – хмуро подумал Эгнайр, роясь в своем саквояже в поисках тивской головной накидки. А, вот же она! Что там еще нужно для ритуала? Покров на лицо покойного… а, платком обойдемся! Главное – не сбиться и не перепутать слова в архаичном древнедиллайнском бормотании. В конце концов, это же работа, и ее надо сделать хорошо.

Спутники по разным признакам гадали, жив ли несчастный или помер, – они прислушивались к сердцебиению, щупали пульс, подносили к его носу карманные зеркальца, а Джона сразу все поняла. Она зрила дух новопреставленного, так же как остальные пассажиры злополучного дилижанса видели его бездыханное тело.

Будь он шуриа… Душа Третьего шагнула бы в объятия Джезима – нырнула в студеные воды крошечного ручейка, рассыпалась в траву мельчайшими зернышками птичьего горца, срослась с кустом жимолости.

Будь он ролфи, рука помнящего зажгла бы «родительский» огонь, указующий дорогу через снежные равнины к Оддэйну.

Думать о том, что сталось бы с диллайнской душой, Джоне не хотелось. И все же для нее тоже имелся свой скорбный путь.

Но душе полукровки не нашлось места ни в чьих чертогах, нет ей тропы, и не будет посмертия.

«Как же так?! Почему? За что?» – вопрошала покинутая душа.

Взывала к Предвечному, но тот, разумеется, не отвечал. Умоляла о прощении, но никто не слышал. Кроме шуриа, которая не могла помочь при всем желании. И пусть радуется тот, кому не дано слышать, как рыдает обреченная душа. Будущему гражданскому тиву, можно сказать, повезло – он оставался глух. Молодой человек с недовольным видом достал из саквояжа полотняный капюшон, надел его себе на голову, носовым платком прикрыл лицо мертвеца и стал читать канон «Уход смиреннейших».

– И никто не услышит в ночи наш уход, ибо тих он совсем и беззвучен. Но одни только скажут печально: «Почил», а другие добавят: «Не дышит». Растворимся, исчезнем, растаем во мгле, ни о чем не печалясь, не плача…

Аластар говорит, когда-то давно, когда диллайн еще не отреклись от Меллинтан, это была песня. Очень красивая и очень грустная – о том, что рано или поздно ждет всех людей, о смерти и уходе. Смерть, она вообще-то невыразимо грустна. И когда поешь «Уход», то печаль до боли сжимает горло.

Эгнайр же повторял заученные слова монотонно, и голос его больше всего напоминал мерный стук парового молота. Архаичный диллайнский – сложный язык, там важны интонации, поэтому, чтобы понять смысл слов канона, требуется еще пробиться сквозь резкий ролфийский акцент. Но отчего же в устах тива Удаза все звучало так проникновенно? Может быть, потому, что янамарский преподобный верил, а Эгнайр Акэлиа – нет?

– …Ты один мне опора и Ты мне залог, что однажды вернусь я обратно.

Никто и никогда уже не доведается, как прожил жизнь безымянный пассажир дилижанса и отчего оказался в свой последний час столь одинок, что не нашлось ничего ценного, удерживающего его душу в этом мире, но едва Эгнайр окончил чтение канона, как дух стал медленно таять, подобно туману. Полностью осознавая свой уход, прощаясь навсегда.

А Джоне осталось лишь завороженно глядеть на самую страшную трагедию – на развоплощение души. И слышать ее последний горький стон.

И когда серебристое свечение погасло, мироздание стало беднее.

Древних диллайн следовало бы перевешать за один только их щелкающий, клекочущий, какой-то совершенно птичий язык! Эгнайр сколько раз читал каноны, что отходные, что приветственные (для новорожденных), столько раз негодовал и мысленно плевался. Ну в самом деле! Отчего тив Алезаднез, глава так называемого Малого Эсмонд-Круга (хотя это еще разобраться надо, который Круг теперь стоит считать Малым – конфедератский или же имперский!), проводя столь радикальные реформы, не учел этот важный момент? Язык ритуала должен быть понятен обычным людям! Да-да, тем самым, из чьих карманов взимаются налоги на религиозные нужды! А что, к примеру, пассажиры дилижанса могут понять из этого чириканья, которое и сам-то будущий гражданский тив разбирает через слово?

Нет, в новом исправленном мире, конечно же, поначалу без ритуалов будет не обойтись. Обряды – важная часть жизни обывателя. Он, обыватель, приучен к церемониям, и резко лишать его их – все равно что отбирать бутылку у пьяницы. Рождение, брак, смерть – все должно быть не только ясно и четко, но еще и красиво. Опять же, и статья дохода немалая, ведь за каждую подобную церемонию с граждан берется плата…

Кстати! А кто заплатит за отправление обряда над этим гражданином, а?

Эгнайр незаметно поморщился и едва не сбился в своем речитативе. Тьфу! Работать бесплатно – это нарушение всех мыслимых правил, это, в конце концов, незаконно! Ведь ему еще и налог придется платить!

«Никуда не денешься, – хмуро подумал юноша, раскрывая ладони в ритуальном жесте «освобождения» – дескать, лети, душа, к Предвечному! – Сразу же по приезде в Ициар отправлюсь в Регистрационную палату и зубами выгрызу у них деньги! А если потребуют свидетелей предъявить… так вот хотя бы госпожу Элир на них натравлю».

Лети, свободная душа неизвестного покойника… да лети же уже, наконец!

Тьфу, чушь какая. Недаром брат Мастер – глава их кружка – так метко прошелся по религиозным чувствам что синтафцев, что конфедератов. Обрядоверие! Какой-то иррациональный атавизм. Где, скажите, она пряталась, душа эта? Брат Лекарь в свое время даже показательное вскрытие им устроил, чтобы своими глазами увидели и убедились – нету ее, души! Мифы-с. Сплошное лицемерие. У Эгнайра возникло мерзостное ощущение, будто он участвовал в каком-то унылом и бездарном спектакле, когда и актеры играют через силу, и зрители рады-радешеньки будут, когда тягостное действо наконец-то закончится. Как можно всерьез во все это верить?!

Дочитав канон и с облегчением сдернув ритуальный капюшон, юноша распрямился и словно споткнулся о безнадежный, полный какой-то неизбывной тоски и нестерпимой жалости взгляд госпожи Элир. Он даже пошатнулся и чуть было не сел на задницу рядом с покойником самым нелепым образом.

«Кто он вам, сударыня? Или вы и впрямь видите то, что я не вижу?..»

Так! Прочь мистику! Обычная дамская впечатлительность, только и всего. Сейчас еще ахнет и свалится наземь с каретной подножки, на которую присела, не заботясь о чистоте дорожного платья. Или…

Эгнайр слегка поумерил скепсис и вполне естественное для подобной ситуации раздражение и решил рассуждать логически. Это же не просто дама, это – шуриа! Может быть, она и впрямь что-то… видит? Вот как, к примеру, кошки видят в темноте. Вполне возможно тогда, что и Третьи способны «разглядеть» истечение магической энергии из остывающего тела? Разумеется, завершение жизненного процесса не может не отразиться на общем магическом фоне. А шуриа, получается, это видят или чувствуют. Оч-чень хор-рошо! Или все еще интересней? Вдруг она не просто видит, но еще и впитывает эту энергию, а то и накапливает ее, а?

У молодого человека аж ладони вспотели от близости эпохального открытия. К сожалению, он не обладал необходимым запасом знаний, чтобы верно оценить уникальные эти наблюдения. Вот брат Лекарь наверняка разобрался бы сразу, не говоря уж о брате Мастере!

«Да, но первым нашел ее все-таки я!» – самодовольно напомнил себе Эгнайр.

На самом деле для него не так уж важен был сам механизм накопления шуриями магии, гораздо сильнее его заботило, как поглощенную и накопленную магию из них извлечь. И применить!

Поглощенный этими мыслями, он не сразу понял, что грязно-синий, какой-то поистине «звериный» взгляд маленькой смуглой женщины теперь устремлен на него. А когда заметил и понял, удивился и неловко поежился. По спине, от затылка до копчика, пробежали неприятные мурашки, будто ледяным