— Не… Не надо. Ни к чему.
Электричества в здании не было. Они развели рядом с печью костер из стружек и при таком свете выправили все что можно, переоделись, умылись, купив бутылку водки в магазинчике, зашли в чайную.
— Мне понравилось, — говорил Вадим. — Иногда стоит вот так поработать.
— Ага, стоит, — солидно, покровительственно отвечал Волчок. — Шабашка — святое дело. На производстве даже при желании ты никогда так не будешь работать. Потому как сам договариваешься. Сейчас осень, все эти дела кончаются. А весной ты увольняешься, и мы уж потешимся…
— Нет, — сказал Вадим.
— Да, — сказал Волчок. — И нечего пока спорить.
— Правильно. Плохо, что мы не переложили то, что развалилось. В конце концов Деревянкин нам просто не заплатит. Придется сюда еще раз ехать.
— Не придется. Я тебе потом объясню. Да и сам поймешь.
Они выпили водку, закусили, пожали деревенским пьяницам руки и пошли на электричку. Электричка, однако, уже прошла.
Вернулись в село, купили еще водки. После решили, что хоть раз надо искупаться в Азовском море.
— У моря были, а моря не видели. В полной тьме по крутым тропинкам спустились к заливу. Кругом шумели камыши. Нашли просвет к воде, разделись, побрели по мелководью. Илистое дно все было в острых ракушках. Волчок дурашливо пробовал воду на вкус.
— Не соленая — это еще не море. Опять не соленая…
А вода была ледяная, ветер холодный, ракушки кололи и резали ноги. Вадим не выдержал, побежал. Волчок за ним. Едва стало по колено, плюхнулись плашмя. Обожженные, сейчас же бросились назад, поспешно оделись, с дикими криками вскарабкались на бугор и там их одновременно вырвало.
— Это есть материализация духа и раздача слонов! — выкрикнул Волчок.
Потом, обнявшись, горланя песни, пошли на полустанок. К электричке успели. В вагоне Волчок заявил, что чувствует в себе силы, стал агрессивно рассматривать пассажиров. К счастью, все отворачивались. Тогда Волчок воззрился на Вадима.
— А может быть, я способен на великие дела, а? На подвиг какой-нибудь мародерский. Заварушку бы… Я бы ходил и бил всяких законников полный световой день, без перерыва на обед.
После этого он заснул, а Вадиму стало грустно. Что это все было? То несчастнейшими себя чувствовали, то чуть не прыгали от радости… Неосознанное сознание жизни? Как у тех детей в домике- ящике на барже?.. Только он не ребенок, и едва игра кончилась, опять все помнит. Волчок тоже помнит.
За спиной разговаривали:
— Масла нет, мяса нет, круп нет, колбасы не всегда достанешь… Да что там! Лезвий для бритья совсем недавно было сколько хочешь — вдруг исчезли. У спекулянтов теперь пять рублей пачечка.
— А нам в цехе напалечник не дают. Представляете, что такое обнаждачиться? Хуже нарыва. Запланировали операцию механизировать, ну и, раз механизировать, напалечники из графы расходов вычеркнули. Но ведь не механизировали. А напалечников нет. И дело-то копеечное…
— А уголь! — подхватил третий голос. — Отрапортовали Москве, что область газифицирована, а сами только начали. Там, конечно, обрадовались и лимит срезали. Теперь нет угля. Шофера за тонну четыреста рублей просят, за меньше, говорят, рисковать не стоит — в Шахты, а то и в Донецк машину гоняют.
— Словом, вбивают в голову клин и говорят: я тебя глажу.
Электричка приехала в Ростов. Волчок не хотел просыпаться, что-то жалобно мычал, впрочем, покорно переставляя ноги. Вышли на площадь перед Лендворцом. Верхние этажи дворца были темны, только в нижнем, в вестибюле, шевелился народ, ожидавший сеанса. Вадима словно змея укусила. Вот она, правда! Таких дворцов везде понастроено. Это первейшая забота власти, ее подарок народу. А народ выше первого этажа во дворцах не идет. Он вообще предпочитает отсиживаться по домам, либо посещает рыгаловки, тошниловки, гадюшники, а у кого денег побольше — рестораны. Что, в самом деле, делать во дворце? Участвовать в кружке самодеятельности? Изучать классиков марксизма-ленинизма? Словом, всячески расти и перевоспитываться?.. Ну а просто так, чтобы не расти и не перевоспитываться?.. Просто так нельзя. Перевоспитываться надо пока всем… И нечего делать народу в помпезных дворцах и клубах. Работают они почти вхолостую, хорошо в них только служительницам — вахтершам, уборщицам, гардеробщицам: работы мало, ставка, правда, тоже маленькая, зато чисто, тепло, тихо, чулок вязать можно…
Когда сели в семерку, Волчок вроде как пришел в себя, вдруг сказал:
— Давай дружить!
— Разве мы… — начал изумленный Вадим.
— Нет! Нет! — нетерпеливо сказал Волчок. — Чтоб куда один, туда и другой. Не раздумывая. Чтоб быть силой…
— А… Зачем?
— Чтоб быть силой.
— Но зачем?
— Не понимаешь?
— Не получится, — начиная понимать, сказал Вадим.
Волчок долго смотрел Вадиму в глаза. Усмехнулся.
— Ладно. Я про тебя больше знаю, чем ты сам.
Завтра в восемь напротив горсада.
* * *
Едва Вадим вошел во двор, мать на него набросилась:
— Где ты был?
— Как где? Работал.
— Столько времени ты работал?..
— Ну да. Я ведь говорил, что буду работать, а сколько, неизвестно…
— А зачем? Зачем, скажи, тебе это надо?
Дальше она его уже не слушала.
— Я чуть с ума не сошла. Чего только не передумала. Ну тогда ты уехал в Мурманск — это понятно, я знала. В Москву съездил — тоже понятно. А зачем в Приморку? Волчок тебе нужен, с Волчком гулять тебе хочется?..
Утром она снова, едва он стал собираться, разошлась.
— Ты ограниченная. Понимаешь, побывал я в этой Приморке и теперь точно знаю, что там живут люди. И какие там улицы, и дома, и овраги, и деревья, и кусты. Любопытно. Не какая-то Приморка она для меня теперь, а Приморка, в которой был и работал. И сейчас мне любопытно получить левые деньги, вроде как незаконные, хоть я и упирался за них не дай бог как…
— Пусть оно все пропадет! Зачем тебе деньги? Не ходи, пиши лучше.
Он не стал дальше слушать.
Волчок опоздал минут на двадцать, и Вадим было пошел прочь решив, что мать права, «пусть оно все то пропадет». Но Волчок показался. И…
В стройконторе Деревянкина написали заявления о приеме на работу и сразу же об увольнении. Деньги выдать им обещали вечером.
Вадиму очень хотелось домой к своим книгам, бумагам, тишине.
— Ну, до вечера, — фальшиво сказал он, прекрасно зная, что товарищу деться некуда, и тут же взмолился: — Денег у нас все равно уже нет, пить не на что…
— Денег я займу.
— Володя, надоело пить! Я не могу столько дней подряд. Да еще в пивных. Все какой-то бред несут.
— А мы сегодня культурно. Хочешь в «Колос»? Завтрак хороший, шампанское… Прошу тебя. Ну чего ты поедешь домой?
