по которой не мог руководить своим кирпичным заводом, – холодно сказал Меррик. – Он был алкоголиком.
Ее лицо помрачнело.
– В тебе нет ни капли жалости – сказала Мэдлин. – Если то, что говорят о твоей деловой хватке, правда, Чатли не первая твоя жертва. Ты бессердечный, Меррик. И вот результат.
– Дорогая, ты рассуждаешь, как человек, который знает, что такое бессердечность. – Меррик допил последний глоток бренди и отставил бокал. – Ты не любишь никого, кроме себя и этого мальчика. Видит Бог, меня ты никогда не любила. Твоя клятва оказалась пустыми словами.
– Так, значит, это я во всем виновата?! – крикнула Мэдлин.
– Хватит, Мэдлин! – поморщился Меррик. – Ради Бога, прекрати. Да, я сожалею о смерти этого человека. Да, я поступил бы по-другому, если бы мог начать это дело сначала. Да, я бессердечный. Потому что много лет назад кое-кто вырвал у меня сердце. Но я несу полную ответственность за свои ошибки, мадам, и хотел бы, чтобы вы поступали так же.
– Боже милостивый! – Мэдлин спрятала лицо в ладонях. – Вероятно, ты прав. Наверное, мы до сих пор женаты. Мы ругаемся как супруги.
Меррик скептически посмотрел на нее.
– Так вот как ты представляешь себе брак? – спросил он. – По-твоему, супружеская жизнь – это постоянные ссоры и беспрестанные попытки причинить друг другу боль? Значит, это нравилось лорду Бессетту? Мне действительно интересно узнать, в чем состояла его привлекательность.
Мэдлин смотрела на Меррика, опасаясь, не сошла ли она с ума. Она хотела ответить ему. Действительно хотела. Но это безумие. Привлекательность Бессетта? Да как он смеет?!
Привлекательность состояла в том, что Бессетт оказался единственным мужчиной, согласившимся жениться на ней. Семнадцатилетней женщине с ребенком под сердцем нужен был муж. Сказав «да» у алтаря, она вскоре оказалась далеко от неласкового родного дома, от горьких воспоминаний, от отца.
Да, Мэдлин хотела бросить правду в лицо Меррику. Но вместо этого она поднялась и подошла к графину с бренди. Поставив свой бокал, она с ужасом сообразила, что давится слезами. Весь ее позор, горести и ошибки вновь обрушились на нее. Она даже не поняла, что Меррик стоит рядом с ней, пока он не тронул ее за локоть.
Мэдлин повернулась к нему и тут же пожалела об этом. Его глаза потемнели от вырвавшихся из-под оков эмоций, но это не был гнев. И не сочувствие. Она все еще раздумывала, почему у нее подкашиваются ноги, когда он положил ладони на ее руки и наклонился к ее рту.
Мэдлин намеревалась оттолкнуть его. Она действительно собиралась это сделать и уже решительно уперлась ладонями в его грудь. Но ее пальцы, вероломно отказываясь подчиняться рассудку, гладили дорогую шерсть его сюртука. Губы Меррика коснулись ее рта. Горе и одиночество измучили ее. Когда Меррик притянул ее к себе, Мэдлин не сопротивлялась. Его рука, сильная и теплая, легла между ее лопаток, потом скользнула выше. Его пальцы запутались в ее волосах.
Меррик прижимал ее к себе почти отчаянно, и Мэдлин в глупом порыве припала к его сильной крепкой груди. Ее руки проникли под его сюртук и обвили узкую талию. Меррик издал мягкий звук, и без дальнейшего ободрения Мэдлин приоткрыла рот.
Она знала, что это безумие, понимала, что пожалеет об этом. Воспоминания о жарких поцелуях обрушились на нее. Меррик медленно проник языком в ее рот. Ее голова закружилась от запаха разгневанного возбужденного мужчины. Мэдлин отвечала на его поцелуи пылко и открыто, без намека на колебания и сомнения. Привстав на цыпочки, она отвечала на каждую ласку его языка. У него был привкус вина, дыма и чего-то особенного, присущего только ему одному и сладостно знакомого. Чего-то неподвластного времени, незабываемого.
Позвякивание стекла привело ее в чувство. Прижавшись к буфету, они чуть не перебили посуду. Меррик оторвался от ее рта.
– О Господи! – прошептал он, словно во власти грез. – Мэдди!
Поймав его взгляд, Мэдлин оттолкнула Меррика. Он не сопротивлялся и, не глядя на нее, тут же отошел к окну. Лишь мгновение назад жар его тела согревал Мэдлин, теперь ее сковал мертвящий холод. Она чувствовала себя опустошенной. Обманутой. И злилась на себя.
– Я никогда не мог видеть твоей печали, Мэдди, – тихо сказал Меррик. Он все еще стоял к ней спиной, стиснув за спиной руки, словно успокаивая себя.
Она поднесла руку к своим припухшим губам.
– Так… вот что это было? – сказала она. – Просто жалость?
Меррик покачал головой.
– Нет, это была… глупость, – признался он. – Я не мог с этим справиться. Порой, думая о тебе, Мэдди, о том, что когда-то связывало нас, я… я просто…
Он надолго умолк. Мэдлин не шевелилась. Она не смела даже вздохнуть, сама не зная почему.
Меррик нарушил тишину, резко кашлянув.
– Прости, Мэдлин, – сказал он. – Это неразумно для нас обоих.
Мэдлин невесело рассмеялась.
– Сдержанность никогда не была нашей сильной стороной, – призналась она. – Особенно когда мы… О Боже… теперь это не имеет значения!
– Мы говорили о лорде Бессетте, – напомнил Меррик и снова откашлялся. – Мэдлин, он был жесток с тобой? Ты знаешь, я этого никогда не желал.
Оба, казалось, делали вид, что ничего не произошло. Наверное, это к лучшему.
– Он не был жестоким, – сказала Мэдлин, наполняя свой бокал. Глоток бренди ей сейчас был просто необходим. – Бессетт на свой лад любил меня.
– И каков же этот лад? – раздраженно поинтересовался Меррик.
Мэдлин пожала плечами.
– Он… он относился ко мне как к любимой родственнице, – неуверенно ответила она, – каковой я на самом деле и была.
– Он думал, ты станешь ему женой.
Мэдлин, не глядя, поставила графин.
– Я и была ею, – слабым голосом ответила она. – Но мы… мы к тому же приходились друг другу родственниками. Разве ты не знал?
– Нет. – Меррик медленно отвернулся от окна и взглянул ей в лицо. – Не знал.
Мэдлин провела рукой по щеке, стирая влагу.
– Они с моей матерью были очень близки, – сказала она. – Бессетт не такой, как отец. Я всегда это знала. Я думала, он хотел… увезти меня. К тому же его сыну Алвину нужна была мать. Он был хорошим мальчиком. Я его очень любила.
– Ох, Мэдлин, – сказал Меррик почти с упреком. – Похоже, это было жалкое существование.
Она посмотрела на него с болью в глазах.
– Нет, не жалкое, а безопасное, – возразила она. – Немного скучное, но я не жалею об этом.
– Ты отвернулась от меня, Мэдлин, ради безопасной и скучной жизни? – В голосе Меррика сквозила недоверчивость. – Никогда не думал, что ты такое малодушное создание!
– Я ни от кого не отворачивалась, – честно ответила Мэдлин. – Ты взял папины деньги и аннулировал наш брак.
– Мэдлин! Ты хоть знала, что такое аннуляция брака? – упрекнул ее Меррик.
Она опустила голову.
– Н-нет, тогда – нет.
Мэдлин не знала этого тогда и совершенно не представляла себе эту процедуру теперь. Она провела большую часть супружеской жизни вдали от мира, в маленьких отдаленных поселениях. Возвратившись в имение Бессетта в Йоркшире, она хотела было проконсультироваться с адвокатом, как делаются такие дела, но пришла в замешательство. Что дадут эти поиски? Меррик исчез. Джефф считается сыном Бессетта. Он Арчард. Мэдлин дала ему девичью фамилию своей матери. Это благородное имя норманны принесли в Англию много веков назад.
– Аннуляции брака трудно добиться, – продолжал Меррик. – Оснований для этой юридической процедуры мало, требования закона очень строги.
– Не знаю, как отец их получил, но он показывал мне бумаги, – настаивала Мэдлин, недоумевая, почему они опять обсуждают эту тему. – От тебя не было никаких известий, Меррик. Поэтому я вышла замуж за Бессетта. Я хотела уехать. Я думала, путешествовать по Европе – это настоящее приключение.
– От меня не было никаких известий, – эхом повторил Меррик и принялся медленно шагать по комнате. – Ты знала, что твой отец не одобряет наши отношения. Тебе никогда не приходило в голову, что у моего молчания может быть веская причина? Тебя это не насторожило?
Закусив нижнюю губу, Мэдлин ничего не ответила. Тогда она не могла позволить себе роскошь предугадывать поступки отца и его мотивы. К тому же у нее были собственные резоны. Отец знал о ее беременности. Его грандиозный план снова вывезти Мэдлин в Лондон на ярмарку невест безнадежно рухнул. И дочь больше не представляла для него никакого интереса. Тогда отец нашел самый подходящий способ избавиться от нее, отправив подальше от Англии и от своей драгоценной карьеры.
Меррик казался для нее потерянным, и Мэдлин могла думать только о его ребенке, о том, чтобы любой ценой сохранить дитя. Этой ценой стало замужество.
Мэдлин горевала о своих утратах тогда, но спустя тринадцать лет скорбела о них не меньше. Время изменило Меррика. Но реакция ее тела на этого мужчину, на его запах, прикосновение, на его чувственный голос со слабым шотландским акцентом и низкой хрипотцой осталась прежней. Это надо преодолеть. Надо быть сильной женщиной.
Отодвинувшись от буфета, Мэдлин подошла к окну.
– Теперь это не имеет значения, – после долгого молчания ответила она, раздвигая шторы и вглядываясь в темноту ночи. – Я верю тому, что сказал отец.
Почувствовав жар склонившегося над ней Меррика, Мэдлин подняла глаза и увидела его отражение в оконном стекле.
– Похоже, тебя было легко переубедить, – укорил он. – Ты сомневалась в нашем союзе, Мэдлин. Не отрицай этого.
– Буду отрицать! – сердито сказала она.
– Ты потеряла уверенность задолго до того, как мы достигли Шотландии, – усмехнулся Меррик. – Ты без умолку говорила. Где мы будем жить? Как
