сказал он. – Женщины так и поступают.
– Да, если их бросили, оставив без средств. Что им еще остается делать? – возразил Меррик.
– Ты тоже оказался в весьма сомнительной ситуации, – не уступал Уинвуд. – Ее долги – это твои долги. Ее контракты и обязательства лягут на тебя. Юридически даже ее ребенок – твой. Подумай о финансовой ответственности. А если она узнает, как ты разбогател, и вспомнит, что ты ей муж?
– Я не приму ее.
– Да, но тебе придется принять ответственность за ее расходы, – предупредил граф. – Ты обязан обставить ей дом. Тебе еще повезло, что не придется платить за этот чертов особняк, который ты сам построил.
– Куин, ты хоть сам слышишь, что говоришь? – спросил Меррик. – Похоже, ты так и не решил, чего хочешь добиться: освободить меня от этой женщины или прселить ее под моей крышей. Будь добр, давай оставим эту тему. Я не хочу эту женщину, и она не хочет меня. Никаких долгов и прочих проблем не будет.
– Тогда ты более доверчив, чем я.
– Я никому не доверяю, – мрачно сказал Меррик. – Мэдлин думает, что наш брак аннулирован.
– Что?
– Она уверяет, что отец показал ей какие-то бумаги о признании нашего брака недействительным.
– Но… но ведь это невозможно.
– Да, – согласился Меррик. – Скорее всего это подлая уловка Джессопа. Во всяком случае, Мэдлин не чувствует себя двоемужницей. Мне на это наплевать. Не понимаю, в чем проблема? Кому от этого хуже?
Лорд Уинвуд долго не сводил с друга скептического взгляда.
– Что касается «мне наплевать», старина, в это плохо верится, хоть ты и стараешься меня в этом убедить.
– Когда-то я безумно влюбился, Куин, – спокойно сказал Меррик. – И дорого заплатил за это. Кроме того, я действительно не желаю обсуждать эту тему.
– Беда в том, – продолжал граф, – что ты не можешь двинуться ни вперед, ни назад. Ты оказался в ловушке. Будь все по-другому, ты давно мог бы жениться, у тебя бы уже была семья.
– Это слова новоиспеченного мужа, – фыркнул Меррик. – Посмотрим, что ты скажешь через десять лет!
Уинвуд не обиделся.
– Через десять, двадцать и даже через пятьдесят лет я скажу тебе то же самое, для меня ничто не изменится, – ответил он. – Поверь, так бывает.
Как странно слышать эти слова от другого. Меррик однажды сказал нечто похожее Аласдэру, когда брат пытался отговорить его от Мэдлин. Как и Уинвуд, Меррик просто знал: Мэдлин единственная, она создана для него. Она ею была и такой остается. Познав ее, Меррик понимал, что другой жены у него не будет.
Он не так глуп, как его друг. В свое время Куин, обманув себя, решил, что все женщины одинаковы. А в сердце Меррика, там, где когда-то жила любовь к Мэдлин, зияла рана. Ее ничем не залечишь. Попытаться закрыть ее, это все равно, что решить пресловутую задачу квадратуры круга. Место Мэдлин никто в его сердце не займет. Он больше не любил ее, но не мог полюбить и другую женщину. Меррик чувствовал это инстинктом, который никогда его не подводил. С уходом Мэдлин умерла большая часть его души. Вероятно, лучшая часть.
В одном из своих бредовых посланий Чатли назвал его бездушным негодяем. Оскорбление не слишком задело Меррика. Он действительно чувствовал себя лишенным души. И знал, что единственный способ выжить – это иметь дело с бездушными женщинами, подобными ему самому. С женщинами, которых не смущала мрачная пропасть в его сердце. Именно поэтому Меррик был рад избавиться от Китти Коутс. Она была доброй и почему-то казалась ему наивной, хотя он и не мог этого объяснить.
Уинвуд, вытащив серебряную спичечницу, нервным движением то открывал, то закрывал коробочку.
– Я снова об этом задумался, Меррик, – странным тоном начал он. – О нашем прошлом.
– О прошлом? – недовольно проворчал Меррик. – Господи помилуй, этого еще не хватало.
– Я имею в виду недавнее прошлое, – внес ясность Уинвуд. – Помнишь, мы в сентябре были на боксерском матче в Суррее, и цыганка предсказала нам судьбу?
– Ничего подобного она не делала, – ответил Меррик – Она взяла наши денежки и наболтала кучу всякого вздора.
– Да, я тоже так думал, – задумчиво продолжал Уинвуд. – Помнишь, цыганка сказала мне, что я погубил свою жизнь безрассудными действиями? И еще она сказала, что я… я причинил горе и должен искупить его, если хочу счастья. Я думаю, Меррик, она говорила о том, как я обошелся с Виви.
– Что же тут удивительного, дружище? Там, где замешаны женщины, без опрометчивых поступков не обходится.
Куин тихо выругался.
– Нет, Меррик, я серьезно, – настаивал он. – Я низко поступал с ней все эти годы. Действительно дурно. Отвратительно. Я не хотел бы вдаваться в подробности…
– Да уж, пощади, – перебил его Меррик. – Переходи к сути.
– Хорошо, ты помнишь, как цыганка сказала, что мы тратим жизнь впустую? – спросил Куин. – Да, мы с Аласдэром действительно прожигали жизнь вполне сознательно и получали от этого огромное удовольствие. Но ты? О тебе я такого никогда не думал.
– Какого «такого»? – начал терять терпение Меррик. Куин нахмурил брови.
– Я думал, ты делаешь грандиозное дело. Но что, если это всего лишь способ уйти от жизни? Цыганка сказала, что ты великий художник, но чрезмерная гордость и горечь сердца ожесточили тебя.
– Ну спасибо, преподобный Уинвуд! – огрызнулся Меррик. – Мне только лекций о праведной жизни не хватало. – Отодвинув стул, он встал. – А теперь извини, мне пора в Уоппинг, надо заканчивать склады. Или это тоже плод моей гордыни?
– Есть много способов тратить жизнь понапрасну, Меррик, – обиделся Уинвуд. – Сядь, ради Бога.
Ради дружбы Меррик уступил.
– Куин, я совершенно не помню, что эта женщина мне наговорила, – примирительным тоном признался он, – но вряд ли ее слова имеют отношение к реальности.
– Думаешь, только ты способен видеть и слышать? – наклонился через стол Уинвуд. – Ты не допускаешь мысли, что возможно – всего лишь, возможно! – существует нечто, что мы не способны постичь? И существуют люди, которые… которые знают то, что скрыто от остальных?
Меррик смутился. «Все дело в шотландском воспитании», – подумал он. Его растили на суровых принципах упорного труда, прагматизма и бережливости. И в то же время, все вокруг было пропитано волшебством. Познания шотландских горцев порой не имели ничего общего с миром банальной реальности. Его бабушка Макгрегор была примером такой странной двойственности. Но он не собирался обсуждать способности бабушки с Куином.
– Не знаю, Куин, – наконец сказал Меррик. – Эти рассуждения не для моего ума. Я простой человек. Я строю дома и верю только в кирпич, железо и прочную древесину. На этом стоит мой мир.
Куин, сдаваясь, откинулся в кресле.
– И все равно, Меррик, ты должен задуматься о гордыне, – предупредил он, поднимаясь из-за стола. – По крайней мере спроси самого себя, есть ли у твоей гордости пределы. Или она забирает у тебя все лучшее, заслонив то, что так нужно твоей… твоей душе. Я… я не претендую на то, что знаю твою сущность, но, пожалуйста, подумай об этом.
Кивнув, Меррик обнял друга за плечо.
– Не скрою, такой совет нужен любому, – согласился он. – Да, Куин. Я попробую сделать то, о чем ты просишь. Я попытаюсь задуматься об этом. Спасибо тебе.
Куин скептически фыркнул и бросил на стол несколько монет.
– Как я понимаю, надо мной смеются, – проворчал он. – Что ж, пойдем. Прогуляйся со мной к Уолему, обсудим более увлекательные темы – потолки и стеновые покрытия.
Мэдлин в саду пыталась укротить буйные побеги розы, упорно не желавшей цепляться за шпалерную решетку. От неожиданного стука в дверь Мэдлин вздрогнула и, уколовшись о шипы, вскрикнула. Обмотав палец уголком фартука, она заспешила к дому. Миссис Дрексел вот-вот уйдет к мяснику, а Клара сегодня полдня свободна, так что встретить гостей некому.
Мэдлин с удивлением увидела на пороге своего дома леди Трейхерн в красной амазонке. Конюх держал под уздцы пару серых лошадей.
– Хелен! – воскликнула Мэдлин, сбрасывая фартук. – Вот нечаянная радость!
Визит леди Трейхерн на самом деле принес ей облегчение и удовольствие. С того злополучного обеда на Мортимер-стрит Мэдлин не имела известий от новой приятельницы.
Графиня чуть зарумянилась.
– Я подумала, что если буду проезжать мимо около четырех, то сумею уговорить вас с Джеффом угостить меня чаем.
– Жаль, Джеффа нет дома – сказала Мэдлин.
– Отлично. – Леди Трейхерн уже снимала шляпку. – Тогда мы сможем вдоволь посплетничать.
Рассмеявшись, Мэдлин дала указания конюху, и он увел лошадей.
– Располагайтесь, а я найду Элизу и велю подать нам чай.
Когда Мэдлин вернулась, Хелен бесцельно бродила в гостиной около груды книг и бумаг.
– Это очень похоже на кабинет моего деверя Бентли, – лукаво сказала она. – Что тут произошло? Чей-то письменный стол взорвался?
– Это личные бумаги моего отца, – покраснела Мэдлин. – Несколько дней назад из Шеффилда прислали целую повозку. Я подумала, что пришло время в них разобраться.
Хелен сочувственно улыбнулась.
– Ох, какая нудная работа. Вещи моей матери все еще лежат в сундуке в Хэмпстеде. Давно ваш отец умер?
– Несколько лет назад, – ответила Мэдлин. Странно, но она не испытывала большого горя. – Он умер, когда я жила за границей, а муж – вскоре после нашего возвращения.
– Как это печально, дорогая, – с еще большим сочувствием посмотрела на подругу Хелен.
– Всю свою взрослую жизнь я провела на континенте. Джефф никогда не встречался с дедом. – Мэдлин торопливо сняла стопку бумаг с ближайшего кресла и положила на письменный стол. – Садитесь. Это кресло самое
