рисковать!
Командир пытливо посмотрел в глаза краснофлотцам. Он знал каждого из них, как самого себя. Был уверен в каждом бойце, потому что был уверен в себе.
— Будет исполнено, товарищ командир! — за всех твёрдо ответил Живчик.
— Ну и отлично, — сказал командир. — А теперь представьте меня Егорке.
— Так вот же он, товарищ командир! — засмеялся Живчик. — Третью краюху с мёдом убирает!
Егорка смотрел на командира, доверчиво мигая глазками, и облизывался.
— Хорош, хорош! — улыбнулся командир и уселся рядом с Егоркой, почёсывая ему за ухом. — Ну ладно, разрешаю остаться ему на борту. Воспитание Егорки доверяю вам, товарищ Гревцов.
— Есть, спасибо! — ответил Живчик.
Командир поднялся по трапу:
— Товарищ Гревцов, там в рубке у меня возьмите для медвежонка конфеты. Я купил дочке, да не успел отдать. Что для ребят, что для медвежат — конфеты вещь важная.
«Тайфун» мчался вперёд. Вспененная вода развёртывалась за катером зелёным веером.
К бою!
Командир «Тайфуна» стоял в рубке, как будто шёл не в бой, а на прогулку. А волноваться командиру была полная причина.
Море, полчаса тому назад спокойное, вдруг нахмурилось, потемнело, начало ворчливо вздыхать, разгоняя крутые волны и злобно ударяя ими о катер.
Это бы пустяки! Кто в море не бывал, тот и горя не видал. Хуже оказалось другое: вместе с вечером на море опускался сырой туман. Он закрывал всё кругом. «Тайфун» мчался теперь, как в дыму.
Если туман ляжет ещё плотней, диверсанты укроются в нём, как рыбы в воде. Если они услышат шум моторов «Тайфуна» и высадятся не в том месте, куда спешили пограничники, дело будет совсем амба, как говорят моряки.
А слово «амба» — это значит: конец.
В кубриках никого не осталось. Пограничники зорко следили за туманным морем, отмахиваясь от дождя и солёных брызг.
«Тайфун» шёл, словно танк по холмам, то взлетая на гребень гудящей волны, то проваливаясь в яму.
Егорка переносил качку не хуже старого моряка.
Живчик скормил медвежонку все конфеты командира и теперь, занятый наблюдением за морем, рассеянно совал в пасть Егорке пальцы.
Медвежонок злился. Чем яростнее становилась качка, тем яростнее разгорался у Егорки и аппетит. Живчик сбегал в кубрик, принёс кусок белого хлеба, посыпанный сахаром, оттащил медвежонка к своему орудию и, накрыв его брезентом, сунул под брезент хлеб…
«Тайфун» мчался вперёд, моторы его бесперебойно гудели. От ветра у пограничников покраснели глаза, от солёных брызг запеклись губы. В голове шумело от усталости.
Никого. Море и туман. Туман и море. Уходило время. Уходил враг…
Егорке скоро надоело лежать под брезентом. К тому же от вкусного белого хлеба осталась одна корка.
Медвежонок выполз из-под брезента и опять принялся приставать к Живчику. Живчик нетерпеливо оттолкнул медвежонка. Тогда Егорка стал возиться С коркой хлеба.
Он то прижимал её к палубе, словно корка была живая и норовила спрыгнуть за борт, то, рявкнув, ложился на спину и с торжеством поднимал корку на всех четырёх лапах, как гиревик.
Вдруг катер резко лёг на борт. Живчик еле успел поймать Егорку за заднюю лапу. Пришлось, бы медвежонку опять поплавать в открытом море, да теперь не скоро бы его выловили моряки!
На секунду взглянув, куда упала корка, Живчик вдруг сорвал с борта спасательный круг и кинул его в море.
Юрков вытаращил на Живчика глаза, но тот уже исчез в рубке командира.
Сейчас же «Тайфун» дал задний ход и остановился.
— Вот она! — крикнул Живчик командиру.
— Достать! — приказал командир.
«Тайфун» качался на волнах. Товарищи придержали Живчика за пояс, а он, нагнувшись за борт, старался что-то выловить из моря.
Волны, разбиваясь о борт, шлёпали Живчика по лицу, закатывались ему за шиворот, сорвали зюйдвестку. Но Живчик словчился и, мокрый с головы до ног, протянул своему командиру размокшую папиросную коробку.
Командир внимательно стал рассматривать эту коробку. Её бросили в воду совсем недавно: она только что начала размокать. Ясно было и то, что папиросы изготовлялись не на советской фабрике и курили их не советские люди.
— Они недалеко от нас, — сказал командир краснофлотцам и почесал левую бровь. — К бою приготовиться…
В «кошки-мышки»
«Тайфун» дал самый полный, водяная пыль так и обдала людей. Живчик замер около своего орудия. Юрков спустился вниз, положил Егорку на койку, поцеловал его в мокрый носишко и выбежал наверх.
Минут через десять бешеного хода командир опять остановил моторы и приказал:
— Слушать!
Пограничники напрягли слух. Долго ничего, кроме шума и шелеста волн, не было слышно.
Но вот где-то глухо проворчало, как будто кто-то сидел под водой и фыркал.
— Слышно мотор! — донесли сразу несколько краснофлотцев.
Командир поднял руку в кожаной перчатке, секунду слушал и спокойно приказал:
— Пять лево! Полный вперёд! Самый полный!
— Есть пять лево! — бойко отозвался рулевой.
«Тайфун» повернул на звуки чужого мотора, и погоня началась.
Командир улыбнулся одними глазами: туман редел. Стали показываться просветы, а в них появлялись то кусок густо-синего пенящегося моря, то убегающий назад заросший лесом берег.
То, что затеяли командир «Тайфуна» и диверсанты, стало похоже на игру в «кошки-мышки».
Враги тоже расслышали шум мотора советского катера. Началась опасная игра. То командир «Тайфуна» останавливал моторы и, уловив звуки вражеского катера, полным ходом мчался на него, то диверсанты, расслышав рёв моторов «Тайфуна» и догадываясь по этому рёву, в какую сторону мчится «Тайфун», изменяли свой курс и потом опять направляли свой быстроходный, лёгкий катер к берегу.
На «Тайфуне» орудие было заряжено; пулемётчики притаились, не выпуская ручек пулемётов. И враги держали автоматическое оружие наготове и сжимали гранаты в подлых своих руках.
Развязка приближалась.
«Тайфун» взлетел на гребень крутой волны. В тот же миг показалось окно в тумане, а в нём, у подножия волны, блеснула красная подводная часть вражеского катера.
Командир приказал:
— Огонь!
Первые выстрелы скорострелки Живчика, треск наших и вражеских пулемётов слились вместе.
На носу вражеского катера пулемётчик в кожаном шлеме взмахнул руками и опрокинулся назад. Волна тут же смыла его за борт.
