еще не возникло.
Лютер вспомнил Екатерину Бора, на которой он, считавшийся беглым монахом, женился в 1525 году, подтвердив сим л и ч н ы й разрыв с римской верой: его Кэт тоже являлась бывшей монахиней.
«Минус и минус порождают плюс», — ухмыльнулся Лютер и испробовал новый магазин на хозяине частной фирмы «Голд хаммер», которая на деле представляла собой филиал ближневосточной разведки.
Ворвавшийся, наконец, вооруженный охранник с ужасом увидел апокалиптическую сцену массового убийства, не растерялся, тем не менее, и выпалил из револьвера в спину отца-протестанта.
Крупнокалиберная пуля сильно толкнула Лютера, он сбился с ритма и только прострелил ухо некоему Ванденгеймеру, представителю и эксперту ФАК — Фонда активных капиталистов, созданного и негласно управляемого ЦРУ.
Бронежилет выдержал удар, но Мартин Лютер был обречен. Разумеется, реформатор и не рассчитывал на успешный отход, даже не планировал счастливый конец в сугубо л и ч н о й для него выходке, если хотите.
Самодеятельность, конечно, нарушение дисциплины, партизанщина, одним словом.
Но управлять отцом Реформации никто бы не сумел, и логика п о с т у п к а Лютера не гагаринская, а его собственная логика.
«Строгий папа Лев Десятый, либерал и меценат, утверждал, что стоит за реформы в церкви, и намекал будто простит меня за столь смелое отпадение от Рима, — помыслил, прицеливаясь, Мартин Лютер. — А ведь десятки веков было известно: Roma Locuta, causa finita! Рим сказал, дело закрыто…»
Один из оставшихся в живых заговорщиков выстрелил в отца Реформации снизу. Пуля, которой бронежилет был не по зубам, прошла под его краем и ударила в незащищенное тело священника.
«Как того парня в Вильнюсе», — успел соорудить так и не понятую им самим фразу Мартин Лютер.
И умер.
IV
До сих пор никто из них не видел тех, кто упорно мешал им приблизиться под землею к стенам Кремля.
Они подбирались к нему достаточно близко, до Театральной площади, например, до Софийской набережной, даже до Ленинской Библиотеки, откуда рукой было подать до Боровицких ворот, но дальше не перло, как говорится, и хоть бы хрен по деревне.
То выстрел из отечественного фауст-патрона, то шквальный огонь из автоматов, то внезапно открывающиеся люки под ногами, куда лишь чудом не свалились однажды Станислав Гагарин с Верой и не з а г р е м е л и Конфуций с Магометом. Были заминированные переходы, ловушки типа запирающихся гидравлическими заслонками с двух сторон туннелей, металлические решетки под электрическим напряжением, неожиданные обвалы, несущиеся по рельсам локомотивы без машинистов и другие разнообразные ф о к у с ы, преследующие единственную цель — убийство.
Упорство, с которым их не хотели подпустить к намеченным для взрыва 23 февраля помещениям, свидетельствовало о том, что сведения о фугасе, закладываемом в районе могилы Неизвестного солдата, не являются дезинформацией.
— Это как посмотреть, понимаешь, — сказал Иосиф Виссарионович, когда обговаривали последние детали предстоящего ухода под землю с помощью музейщика-комсомольца. — С одной стороны, конечно, да… А вот с другой, понимаешь… Всякое может быть.
Незадолго до этого они остались вдвоем, Станислав Гагарин и вождь. Последний сказал:
— Роман «Вторжение» прочитал… Первый том получился удачным. Второй, понимаешь, с нетерпением жду. Тогда и отправлю в Иной Мир. Пусть роман за мой счет, понимаешь, на том свете выпустят… Полезная книга!
— Вы так считаете? — стараясь не выдать внутреннего волнения, с нарочитой скромностью спросил писатель.
— Конечно, я не литературный, понимаешь, критик… Но как политик скажу — нужная, понимаешь, вещь. И захватывающее воображение, в хорошем смысле слова, ч т и в о. На мой читательский взгляд вы придумали ряд приемов, которых не было в мировой, понимаешь, литературе. И в русской, естественно, тоже. Один лишь недостаток — много пропущено грамматических ошибок.
— Знаю, товарищ Сталин, — повинился издатель. — Каюсь: по собственному недосмотру. Галина Васильевна, главный редактор, передоверилась заместителю, который читал верстку. И, разумеется, спешка. Ведь роман «Вторжение» был набран в двух изданиях еще в девяносто первом году. И уничтожен в верстке…
— Федотовой вина? — сощурился товарищ Сталин. — Сколько зла свершило сие существо, понимаешь… А если бы ей безграничную власть?!
— Туши свет, — вздохнул Станислав Гагарин, в который раз — уже привычно! — кляня себя за то, что сам наделил Федотову хотя и чутошной, но властью.
Диме Королеву, виновнику пропущенных ошибок, шеф уже рассказал, как вождь ошибки эти неминуемо заметил.
— Многократно стыжусь, Станислав Семенович, — снова, смущаясь, разводил руками Королев, — и никакого прощения мне нет. Но искуплю: дайте только время…
— Искупишь, говоришь? — встрепенулся сочинитель. — А как насчет опасной операции? С нами пойдешь? Тогда и с товарищем Сталиным познакомлю…
— Почту за честь рисковать рядом с вождем! — бойко отрапортовал Дима. Затем вроде бы искренне добавил: — И с вами л и ч н о, Станислав Семенович…
— А стрелять умеешь?
— Ефрейтор запаса к вашим услугам! — воскликнул молодой заместитель генерального директора. — Готов немедленно…
— Немедленно не надо. Но морально собирайся… Я тебя извещу.
Так в боевую группу пророков попал двадцатичетырехлетний соратник Станислава Гагарина. Талантливый, что называется п и с у ч и й журналист, Дима Королев работал в Товариществе как будто бы по убеждению. За год до августа 1991 года, когда наметилась тенденция к у д и р а л о в к е из коммунистической партии, Дима вступил в нее и остался стойким вроде партийцем.
Идею включить Дмитрия в группу поддержали все.
— Мы потеряли двух товарищей, — сказал принц Гаутама. — Конечно, ваш соратник, Папа Стив, не заменит их… Но участие в операции будет полезным в первую очередь для Королева. А мы за ним присмотрим…
— Имеем ли право привлекать землянина? — усомнился Агасфер. — Что скажут в Совете Зодчих Мира? Впрочем, я столько статей Галактического Кодекса нарушил…
— Здравствуйте — я ваша тетя! — воскликнул Станислав Гагарин. — А то, что я, самый что ни на есть землянин, мудохаюсь по крысиным переходам, рискуя получить пулю в лобешник, — это как? Чем Дима Королев хуже меня?
— Согласен, — поднял руку и улыбнулся Фарст Кибел. — Вам бы, Станислав Семенович, в нашем Совете заседать…
— Выбирайте — и засяду, — дерзко проговорил сочинитель, успокоившись. — Все обещаете, обещаете, Василий Иванович…
Кстати о птичках. Запретите, партайгеноссе Агасфер, спускаться Вере в подземелье. У меня сердце обливается кровью, когда вижу ее в туннеле. Не женское дело! Пусть на поверхности, на связи посидит, если уж никак без нее в операции не обойтись.
— Хорошо, — просто сказал Вечный Жид, внимательно посмотрев на писателя.
Когда Диму Королева представили вождю, Иосиф Виссарионович сказал:
