— Споем, что ли, хилятики?!
— «А когда умрешь ты, милый мой дедочек? А когда умрешь ты, милый голубочек?
— Во середу, бабка, во середу, Любка, во середу, милая, сизая голубка.
— На кого ж оставишь, милый мой дедочек? На кого ж оставишь, сизый голубочек?!…
— На деверя бабка, Прие-ехали!!!…на деверя, Любка, вы-ле-е-зай! На деверя, милая, сизая голубка!
— Ларку не забудьте. А то она там прикорнула на чьем-то мужественном плече, как бы обратно в город не укатила.
— А наро-одищу! Вот бездельники! Разлеглись на пляжу посередь бела дня!
— В то время, когда наша страна семимильными шагами идет к коммунизму!
— В то время как мы мужественно сбежали с уроков!
— Эти тунеядцы загорают!
— Кто за них будет стоять у доменных печей?!
— Кто строить высотные дома?!
— Кто шить ползунки для нашего счастливого детства?!
— А еще говорят что-то про нонешнюю молодежь! «Вот учимся, на старших глядя».
— Я предлагаю здесь за бугром кости кинуть. У воды много народу.
— Ну-у, Рит, отсюда даже озера не видно…
— Разговорчики в строю! Ло-ожись!
— Как? В ряд? Или квадратно-гнездовым способом?
— В ряд! Кверху брюхом — раз!
— Жа-арко…
— Угу.
— Пече-ет…
— Как в бане.
— Лаш, из тебя жир еще не топится?
— Не-а.
— А то сбегаем, окунемся?
— Холодно еще купаться
— Да ладно тебе! Айда, к озеру!
— Ты чего, остаешься?
— Угу. Лень двигаться. Я с Лашей полежу.
— Ладно, лежебоки, мы вам озеро сюда притащим.
Какой рокот на пляже, будто это море. Забавно смотреть на песок сквозь ресницы: все дробится, переливается. Сюда, наверно, пол-Ленинграда сегодня приехало. А хорошо бы сейчас взмахнуть ресницами и пол-Ленинграда исчезнет, а всего один человек из Сабска появится. Вот так раз — и как в кино: на фоне синего неба загорелая фигура юноши. Мягкие волосы выгорели и стали еще светлее. Плечи развернуты от сознания доблестно выполненной работы. Глаза смотрят прямо на меня и улыбаются.
— Полюбуйтесь на нее, дрыхнет как ни в чем не бывало.
— Не шевелится.
— Лаш, ну-ка подвинься, мы ее водичкой обольем!
— А может, сказать? Сразу вскочит!
— Нет, молчите, пусть сама увидит.
— Тогда за руки и за ноги ее и к озеру.
— Не трогайте меня.
— Гляди, заговорила! А то мертвой прикидывалась.
— Ну, взяли!
— Тяжелая!
— Брыкается!
— И это в благодарность за наши труды!
— Ничего, щас узнает — враз поблагодарит!
Я знаю. На озере Пшеничный. Только это бред. Он же за сто километров отсюда. Может, его отпустили? А вдруг выгнали?
— Не тащите меня. Люди смотрят. Я сама пойду.
Он! Настоящий! Ну, что я в песок вросла? Не видела, что ли, никогда обыкновенного чуда?
— Здоровски вы тут развлекаетесь!
— Ты? Здесь? Вы что уже барак построили?
— Нет, меня премировали за ударную работу.
— Не может быть.
— Съезди, проверь. Ты уже купалась?
— Нет еще.
— Пошли?
— Холодно.
— Боишься?
— Нет.
Последний кинокадр. Девчонки выстроились на берегу. Их неодобрительные взгляды провожают в синеву озера две спины. Крупный план. ЕЁ бледные ноги, которые гармонично оттеняет линялый купальник. ЕГО загорелые деревенским загаром плечи.
Кинокамера высвечивает ЕЁ глаза, в которых, как в клетку зверек, забился страх. ОН уводит ее из теплой стайки девчонок. Они не простят предательства. ОН рядом — это чудо, но чудо с несколько подмоченной репутацией.
— Ледяная вода, верно?
— Угу.
— Ты плавать умеешь?
— Угу.
— Как топор?
— Почему?
— Тогда махнем до того берега?
Хорошо ему, выросшему на море, говорить «до того берега», вон как вспахивает саженками воду. А моими тюленьими ластами пока отгребешь, пока судорожно оттолкнешься, пока схватишь ртом воздуха, который уже не помещается в легких… тут и потонуть недолго.
— Сказала бы, что плавать не умеешь, мы бы не поперлись в такую даль.
— Умею.
— Ну-ну, дыши.
До того берега мне никогда не добраться. На своем озере я никогда так далеко не заплывала. А может, Пшеничный нарочно заманил меня вглубь, чтобы избавиться? Может, ему кажется, что если меня не будет, то никто никогда не узнает, что случилось в колхозе?
Что, сердце, не хочется оказаться на дне? Так и норовишь выскочить из груди. Напрасно стараешься, ты не птица, в небо не улетишь.
— Скажи по правде, ты один приехал?
— А тебе кто — Богданов нужен?
— Нет.
— Ну, раз нет, он там и остался.
— А если…
— Не разговаривай, дыши. До берега совсем немного осталось.
Забо— отится… Ладно, товарищ кинорежиссер, заключительный кадр с одинокой фигурой пловца, на фоне синей глади озера, отменяется.
Моя мещанская душа жаждет хэппи энда. В последнем кадре оставьте желтый песок, несколько сосен, уберите посторонних и крупным планом -усталую, но довольную парочку.
