которые предлагались в Лиге арабских государств по разрешению спорных вопросов между Ираком и Кувейтом. Если и это не устроит Саддама Хусейна, то тогда, по мнению Примакова, нужно будет принимать в Совете Безопасности резолюцию о применении силы и сразу же приступать к военной операции. Из передачи следовало, что все эти соображения Евгений Максимович только что высказал в Нью-Йорке и что, по его мнению, такого рода идеи будут выдвинуты на днях в Париже Горбачевым во время его встречи с Бушем.
Я слушал и не верил своим ушам. Еще два дня назад, когда я улетал из Москвы, вся диспозиция к Парижу выглядела совсем по-другому, да и прошедшие всего неделю назад переговоры с Бейкером в Москве не содержали ни малейшего намека на возможность подобного поворота в советском подходе. Главное, что меня смутило, это прямая ссылка на то, что такой будет наша позиция в Париже. Зная о близости Е.М.Примакова к президенту СССР, я не мог не отнестись со всей серьезностю к только что переданной новости. С Евгением Максимовичем мы не раз встречались, и я знал его как человека ответственного, осторожного, который не станет бросать слов на ветер. Между тем, уже утром мне предстояла встреча с королем Фахдом, на которой я должен был выступать в качестве спецпредставителя М.С. Горбачева. Какой же линии, спрашивал я себя, мне придерживаться в разговоре с королем-прежней или новой, если таковая на самом деле принята президентом СССР? Выход был один – надо было немедленно связываться с Москвой. Так я и поступил. К счастью, дозвонился довольно легко. В секретариате Э.А.Шеварднадзе за поздним временем никого кроме дежурного уже не было. Обрисовав ему ситуацию, просил срочно сориентировать, как все обстоит на самом деле. Дежурный нужной мне информацией не располагал, но обещал выяснить. Условились, что через час я вновь позвоню. Время я коротал с радиоприемником, но ничего интересного больше не услышал. Вновь набираю московский номер. И все сразу встает на свои места. Мне сообщили, что позиция у нас прежняя, что Е.М.Примаков находится в Нью-Йорке с частным визитом и высказывался, наверное, чисто в личном плане. Так для меня и осталось загадкой, упомянул ли Евгений Максимович о Париже, как говорится, всуе или за этим все же что-то стояло. На следующий день, прилетев в Дамаск, я узнал, что в другом, более позднем интервью американскому телевидению Е.М.Примаков подтвердил, что высказываемые им соображения о путях разрешения кувейтского кризиса носят личный характер, но шороху они все равно наделали порядочно.9 Вопросы о высказываниях Примакова задавались журналистами и американской администрации в Вашингтоне, и Бейкеру в Брюсселе, где он в тот день находился. Последний заявил, что не считает мнение Е.М.Примакова отражающим нынешнюю позицию президента СССР.
Но вернемся к пребыванию в Джидде. На утро у меня состоялись две встречи: одна с министром иностранных дел принцем Саудом Фейсалом и после нее с королем Фахдом. На этой второй встрече помимо министра иностранных дел было еще несколько человек, но говорил только король. Саудовская Аравия была абсолютной монархией в самом полном смысле этого понятия: ни парламента, ни политических партий в стране не было. Все вершилось именно королем или от его имени назначенными им лицами, в основном из числа членов королевской семьи.
Полагаю, что я стал одним из первых советских должностных лиц, которых принимал у себя король Фахд. Уже одно это придавало нашей встрече некую особость и, видимо, взаимный интерес. Во всяком случае у меня он присутствовал.
Король произвел на меня приятное впечатление. Уже тогда он был пожилым человеком, и, судя по всему, богатый жизненный и государственный опыт в сочетании с умом, образованностью и хорошим воспитанием помогали ему быть не только любезным хозяином, как того требуют арабские обычаи, но и весьма интересным собеседником. Говорил он свободно, проявляя знание не только общей международной ситуации, но и, как мне показалось, достаточно хорошо представляя себе особенности позиции Советского Союза в отношении кризиса в Заливе. Впрочем, и слушать он тоже умел, так что разговор складывался непринужденно.
Сначала он шел вокруг только что состоявшейся нормализации советско-саудовских отношений. Они не были до этого плохими. Их просто не было как таковых на протяжении нескольких десятков лет – ни политических, ни экономических, ни каких-либо еще. И вот теперь через несколько дней в Москву и Эр-Рияд должны были прибыть передовые группы, чтобы организовывать открытие посольств. Предстоял также визит в Москву саудовского министра иностранных дел. С удовлетворением говорили об этом, о наступивших переменах и открывающихся перспективах взаимовыгодного сотрудничества в различных областях, в том числе экономической. Король особо отметил, что испытывает высокое уважение и самые добрые чувства к Советскому Союзу и его политике, подчеркнул желание Саудовской Аравии развивать с нашей страной отношения дружбы. Кризис в Заливе очень рельефно выделил для его страны значение взаимопонимания и сотрудничества с СССР, ценность советской поддержки. Выражая признательность своей страны за позицию, которую СССР занял в отношении иракской агрессии, король просил передать эти его чувства советскому руководству, выражал надежду, что и в посткризисный период роль СССР в регионе будет столь же положительной и заметной.
Король деликатно обошел тему нашего неучастия в МНС, понимая, надо думать, нереальность добиться изменения позиции СССР в этом вопросе. Упор поэтому им делался на политической стороне дела. Мы констатировали единое понимание, что политическая работа по преодолению кризиса должна по-прежнему концентрироваться в Совете Безопасности ООН и продолжать строиться вокруг требования безотлагательного и безусловного прекращения агрессии и восстановления в полном объеме суверенитета Кувейта.
Король Фахд, а до него министр иностранных дел Фейсал с особой озабоченностью говорили о проводимой Ираком политике ассимиляции Кувейта и значении в этой связи фактора времени, поскольку затягивание кризиса, сохранение режима оккупации не только умножает страдания оставшегося в Кувейте населения и кувейтских беженцев (а в Саудовской Аравии их свыше 300 тысяч), но и позволяет продолжать Багдаду осуществлять демонтаж Кувейта как государства и общества по многим направлениям. И без слов было понятно, что дело не только в Кувейте и кувейтцах, но и в самой Саудовской Аравии, для которой фактор времени имел колоссальное значение. Король решился на очень трудный шаг, пригласив на территорию Саудовской Аравии войска немусульманских стран, и был теперь как хранитель главных мусульманских святынь зажат в тиски календаря обязательных религиозных мероприятий – рамадана и хаджа (рамадан в 1991 году начинался 17 марта, и, следовательно, для Саудовской Аравии было крайне важно покончить с кризисом непременно к этой дате). Были и другие обстоятельства, не позволяющие долго ждать. Саудовская Аравия взяла на себя все расходы по размещению, питанию, обслуживанию и иному обеспечению находящихся на ее территории иностранных войск (на момент нашего прибытия в Джидду их число превысило уже полмиллиона человек). Каждый день их пребывания в Саудовской Аравии обходился ей в очень крупную сумму, и даже такая богатая страна, как Саудовская Аравия, не могла долго нести эту ношу, не начав испытывать финансовые трудности. Поэтому внутренне я был готов к тому, что именно со стороны саудовского руководства следует ожидать настойчивой постановки вопроса о принятии Советом Безопасности резолюции, санкционирующей применение силы.
С саудовской стороны, действительно, были сделаны соответствующие высказывания. Нас настоятельно просили поддержать принятие Советом Безопасности такой резолюции. Я отвечал в том плане, что в Москве сейчас тщательно взвешивается такая идея и что одна из главных целей моей поездки в регион состоит именно в том, чтобы выяснить на месте мнение руководителей арабских стран, как следует дейстововать дальше. По мнению собеседников, опыт трех с половиной месяцев, прошедших с момента захвата Кувейта, и предпринятые иракскими войсками меры по укреплению обороны захваченной территории говорят только об одном: Багдад не намерен добровольно уйти из Кувейта. Вместе с тем с саудовской стороны признавалось, что некоторый резерв времени у коалиции еще есть, но небольшой, и что пора обозначить перед Ираком через Совет Безопасности четкую перспективу – или он уходит, или против него будет применена сила, и в этом случае огромный ущерб будет нанесен прежде всего Ираку.
Король Фахд ясно дал понять, что достижение удовлетворительного решения в арабских рамках практически невозможно, а потому попытки отдельных стран (имелось в виду Марокко) созвать общеарабский форум или даже минисаммит скорее будет работать на затягивание кризиса, чем на его преодоление. Весьма определенно в негативном плане с саудовской стороны говорилось о попытках увязать уход Ирака с различными уступками ему за счет Кувейта, как бы это ни называлось – «спасением
