соответствии с резолюцией 678 Совета Безопасности ООН».17
Понятно, что ультиматум союзников спутал Москве все карты. Шансы на урегулирование политическими средствами оказывались сведенными практически на нет, ибо трудно было надеяться (в том числе и в свете поведения Азиза в Москве) на то, что Багдад подчинится требованиям союзников. Но отказываться от курса на урегулирование Москва не собиралась.
* * *
Ответ из Багдада пришел лишь в ночь с 22 на 23 февраля, ответ, как и ожидалось, положительный. Это давало возможность обнародовать то, что по конфиденциальным каналам через обращения президента СССР к главам многих государств и правительств уже было доведено до сведения тех, от кого зависело развитие событий. Поскольку ультиматум коалиции был оглашен, это тем более делало политически важным, чтобы Азиз в Москве публично от имени иракского руководства огласил мирный вариант выхода из кризиса.
Поэтому утром 23 февраля мы вновь собрались в МИДе в том же составе, что и накануне: Тарик Азиз с коллегами, А.А. Бессмертных, Е.М. Примаков и я. Бессмертных, выразив удовлетворение тем, что согласованный план получил одобрение иракского руководства, сразу же высказался за встречу Азиза с прессой. Тот, не сказав ни «да», ни «нет», попросил ознакомить его с последними советскими контактами. Бессмертных рассказал о двух вещах. Во-первых, о состоявшемся по нашей инициативе его утреннем разговоре с Бейкером, в ходе которого советский министр подчеркивал нелогичность предъявления ультиматума после того, как Ирак дал согласие вывести войска из Кувейта, и отстаивал идею созыва Совета Безопасности для рассмотрения ситуации в свете этого определяющего обстоятельства. Он отметил, что США стоят на своем варианте действий, делая теперь также особый упор на осуществляемом Ираком экологическом терроризме на территории Кувейта. Предложение о созыве заседания Совета Безопасности им не нравится, так как там может разгореться дискуссия вокруг той схемы действий, которая выработана на переговорах в Москве. Ощущение таково, – сказал Бессмертных, – что если сегодня Ирак не начнет отвод войск (срок ультиматума истекал вечером по московскому времени), то МНС приступят к наземной операции. Во-вторых, министр рассказал о серии обращений М.С. Горбачева к руководителям государств и Генеральному секретарю ООН. Получены пока только два ответа: англичане сомневаются в полезности созыва заседания СБ, Генсек ООН, напротив, эту идею поддерживает.
Дальнейший разговор, кстати не очень долгий, касался исключительно выступления Азиза перед прессой. На этом встреча завершилась, после чего я с Азизом отправился в пресс-центр МИДа, где уже гудел журналистский улей. Выступление Азиза было кратким. Он сообщил присутствовашим, что накануне вечером Совет революционного командования Ирака заявил, что Ирак поддерживает советскую инициативу и что высоко ценит усилия Советского Союза по достижению мирного урегулирования в сложившейся обстановке. Мы особо благодарны за усилия в этом направлении президента СССР и его правительства, – подчеркнул Азиз. Далее он огласил все шесть пунктов плана, назвав его почему-то советским, хотя, будь он советским, он выглядел бы по-другому. В данном случае, однако, для нас, как и для всех, кто хотел избежать дальнейших военных действий, важным было четкое заявление Азиза о том, что «правительство Ирака полностью одобряет и полностью поддерживает этот план». Он также отметил, что «решение руководства Ирака незамедлительно и безусловно вывести свои войска из Кувейта можно рассматривать как ответ президенту США».
Азиз спешил, и прямо из пресс-центра мы отправились во «Внуково-2», откуда он и вылетел в Иран. В машине Азиз был мрачен и неразговорчив. Еще бы, всего через несколько часов истекал срок ультиматума. У порога стояла наземная война, грозившая Ираку крупным и, может быть, фатальным поражением. Надо думать, он это понимал, но накрепко связав свою судьбу с Саддамом Хусейном, играл только по его правилам. А мне было тяжело сознавать, что огромная работа шла насмарку, и очень досадно, что Багдад, имея столько возможностей выйти из им же созданного кризиса без ощутимых потерь, поступал так безрассудно.
Телефонный марафон президента СССР
А в Кремле тем временем начался небывалый телефонный марафон М.С. Горбачева. Я не был тому свидетелем и, не мудрствуя лукаво, просто перечислю с кем 23 февраля, пытаясь повернуть ход событий в мирное русло, разговаривал Михаил Сергеевич. Это были премьер-министр Великобритании Мейджор, президент Франции Миттеран, премьер-министр Италии Андреотти, президент Египта Мубарак, президент Сирии Асад, канцлер Германии Коль, премьер-министр Японии Кайфу, президент Ирана Хашеми- Рафсанджани и, конечно, президент США Буш. У каждого разговора была своя специфика, но лейтмотив с советской стороны был один – руководство Ирака своим согласием на принятие резолюции 660 о незамедлительном и безусловном выводе войск из Кувейта создало качественно новую обстановку, которая открывает возможность нахождения мирного решения проблемы в рамках Совета Безопасности, и этой возможностью международное сообщество должно воспользоваться и предотвратить наращивание числа человеческих жертв и разрушений. Горбачев считал, что Совет Безопасности может за пару дней преодолеть расхождения между тем, что согласовано с иракцами в Москве, и требованиями коалиции. Позиция, конечно, достойная всяческого уважения, но, увы, не имевшая шансов на успех, ибо шла вразрез с уже сформировавшимся настроем участников коалиции продиктовать Багдаду свою волю, а не вести с ним торг. Наивно было рассчитывать, что коалиция откажется от ультиматума, коль скоро она его уже предъявила, тем более в условиях уже начавшейся по вине Багдада экологической катастрофы в Кувейте. Спасение от наземной операции заключалось только в выполнении Багдадом условий ультиматума, но он не захотел или не нашел в себе внутренней силы выбрать этот путь.
Телефонный разговор Горбачева с Бушем состоялся за 45 минут до истечения срока ультиматума. Нельзя не удивиться контрасту, чем в этот момент занимались президенты двух сверхдержав. Президент СССР предпринимал последние усилия предотвратить новую фазу войны, а президент США играл в это время в Кемп Дэвиде в волейбол. Скоукрофт, слушавший разговор президентов по параллельному аппарату в Белом доме, отразил его следующими строками: «Горбачев был явно в отчаянии, ни одно из его предложений не сработало, и это был его последний шанс. Он старался всячески и в конце уже просто умолял об отсрочке, чтобы дать ему еще одну возможность призвать Саддама одуматься. Президент (Буш – А.Б.) был с ним терпелив, дружественен, но непреклонен».18
Присутствовавший при этом телефонном марафоне президента его помощник А.С. Черняев пишет, что Горбачев «доказывал, спорил, убеждал, предостерегал, проговаривал все варианты, все возможные последствия… Всех он пытался убедить, ссылаясь на последний приезд в Москву Азиза,… что Хусейн «уйдет», деваться ему некуда. И не надо жертв и разрушений, которые принесет «битва в пустыне». И никто ему, даже те, с кем он на «ты», не сказал: «Не суетись, Михаил! Еще две недели назад все решено»… М.С. – видно было – чувствовал, что с ним неискренни, водят его за нос, но все-таки верил, что «сработают новые критерии», что человеческое возьмет верх над «испытанными методами достижения цели».19
Ничего не дал и разговор Бессмертных с Бейкером. На состоявшемся 23 февраля по настоянию СССР заседании Совета Безопасности представитель СССР проинформировал членов Совета о проделанной работе в целях мирного урегулирования конфликта и открывшихся возможностях, но поддержки не получил.
За 10 минут до выступления Буша с обращением к нации относительно начала наземной операции (она уже час, как шла) Бейкер известил своего советского коллегу о переходе конфликта в новую фазу. В отличие от всех предыдущих этот разговор длился всего одну минуту. О чем действительно было говорить?! Все и так было ясно.
Глава IX
ФИНАЛ АВАНТЮРЫ
Наземная фаза «Бури в пустыне»
Наземная операция началась на рассвете 24 февраля. В этот же день было обнародовано заявление советского правительства, в котором выражалось сожаление, что был упущен реальнейший шанс на
