— Сама-то я не была, умные люди сказывали.
Ребята вышли за околицу, спустились с горы. Дорога тут была широкая, утоптанная коровьими копытами.
— А вот это наша новая ферма, — перекинув на другое плечо корзину, говорит Галька, указывая на длинное кирпичное здание под черепичной крышей. — Полы там ну жёлтые-прежёлтые, что твой воск. Каждый день там по пять котлов кипятят. Моют пол только горячей кипячёной водой!
— Кипячёной водой? — удивляется Алёша.
— Эх ты, сразу видать, ничего не знаешь! Чтобы у коров молоко белей да гуще было, — отвечает Галька.
— Не слушайте вы её! Она вам наплетёт не знамо что, — говорит Нина.
— Одних дров сюда не навозишься, чтоб греть воду, — продолжает Галька.
— Как проведут газ, так и не надо больше возить коровам дров, — говорит Алёша. — Грей хоть сто котлов!
— А из чего делают газ? — спрашивает Нина.
— А его никто не делает. Он сам сделался. Все первые-препервые, древние леса, какие выросли на болотах, всякие листья превратились в газ, — отвечает Талка.
— Сгорели они, что ли? Почему же газ не вверх, а в землю ушёл? — недоумевает Нина.
— Тут такое дело, — оживился Алёша, обгоняя Гальку и оглядываясь на ребят. — Я вам сейчас всё объясню. Нам обо всём Анатолий Николаевич говорил. — Мальчик вздыбил чубчик, откашлялся, будто собираясь отвечать учительнице. — Сто или двести миллионов лет тому назад, точно я не запомнил, все первобытные растения — осоки там и папоротники — и всякое тогдашнее комарьё и дафнии всё падали и падали на болотистую землю. Их засасывало в топкую тину, и они всё уходили в землю. Воздух к ним сверху не пробивался никакой. А земля давила на них и давила. Деваться им было некуда, и из них получился газ.
— А болотные огни тоже газ, — перебил Алёшу Шурик. — На дне зыбучих трясин, глубоко-преглубоко, гниют всякие болотные микробы и травы и тоже превращаются в газ. А когда там, в зыбкой земле, этот газ найдёт хоть самую маленькую щёлочку, даже в сто раз меньше ушка тонюсенькой иголки, он, газ, — фр- р! — и по-ошёл наружу! А как даст молния по болоту — и, пожалуйста, загорелись болотные огни.
— Уй ты! Здорово-то как! — обрадовалась Нина.
Ребята обогнули заросший орешником овраг, пересекли пустошь и оказались в берёзовом лесу. Трава тут росла густая, невысокая. Чистые, праздничной белизны деревья были видны до самых корней. Тонкие, отяжелённые густыми листьями ветки берёз местами висели над самой землёй, будто роясь кончиками листьев в траве. Ветер тут шёл верхом, касаясь только вершин. Солнце пробивалось в зелёные окна между деревьев, и повсюду, как живые, колыхались в траве ярко-восковые разливы света.
Берёзовый лес покато уходит к речке Снеткин Ключ. Вода в ней, затемнённой кустарниками и деревьями, всегда холодная и торопливая. А за речкой поднимается Попов Верх. Деревья там огромные. Стволы у них высокие, как телевизионные антенны. Только толстые, как заводские трубы. Отсюда, из березняка, ребятам кажется, что на верхушках деревьев на Поповом Верху лежат кучами облака.
— Только, чур, уговор: не расходиться. Артелью ходить будем. А то, гляди, отобьёшься, тут он тебя и закружит! В такую чапыгу заведёт, так там и останешься!
— Есть хочу! Отведите меня домой, — захныкал опять Гринька. — Шурка, чего она опять меня пугает! Не вели ей!
— Есть он захотел! Только пообедали!
— А зачем? Почему он кружит? — не унимается Гринька.
— Потому, что у всех людей одна нога короче, а другая длинней, — говорит Шурик и легонько стукает Гриньку ладонью по лбу, чтобы он лучше понял.
— Ещё чего! Вот это сказанул! — хохочет Галька. — Хромые люди-то, что ли?
Гриня садится на траву и вытягивает ноги, сравнивая длину.
— Обманываешь всё! Нет у меня длинной ноги. Обе ровные, нехромые! — радуется Гриня, стуча пятками по земле.
— Ну вот, не закружит тебя леший. Можешь не бояться, — смеётся Талка.
— Смотрите-ка, ребята! — показал Шурик ребятам зелёный лист. — Одна половинка у него вон как разрослась, а другая съёжилась. И вон, у другого листа тоже! Сейчас я расскажу, какой леший кружит человека, — обещает Шурик.
— Исть хотца! — всхлипнул мальчик.
— Гриня, не бойся. Шурик тебе сейчас всё про лешего объяснит, и ты перестанешь их пугаться, — сказала Нина.
— Рассказал один такой! Сколько ты, Шурик, живёшь на свете? Всего ничего! А бабушке Лампиаде скоро сто годов! Она их сколько перевидела, этих леших!
— Мне рассказывал отец. А он — день и ночь в лесу. Знает всё про леса. И у него знаешь сколько книг про траву и деревья! Даже в шкафу не умещаются.
— Так то вон про што, а не про лешего, — сомневается Галя.
Ребята сошлись поближе к Шурику. Так они двигались рядком, собирая то грибы, то позднюю землянику. Грибы клали в корзинки, а ягоды в рот.
Грибов было много в том году. Они высовывали из травы и из-под папоротников свои береты. Боровики — коричневые, подосиновики — оранжевые, рыжики — серо-зелёные.
Все грибы были крупными, твёрдыми, на них, казалось, можно штопать чулки.
— Батюшки мои! Гляньте-ка на вот этот-то листок! — закричала Галька. — Как его перекособочило! Одну-то сторону разнесло, как щёку от больного зуба, а другая совсем тощая.
— Ой, и правда! — радостно удивляется Нина, рассматривая листок.
— Ну, вот видишь! Отец нам сколько раз говорил, куда ни глянь — везде отличается правая сторона от левой, — торжествует Шурик.
Ребята притихли, задумчиво рассматривая травинки, листья, стебли и, к удивлению своему, во всём замечая неодинаковость. Талка набрала для своей коллекции всяких листьев, стараясь, чтоб половинки их были разными…
— А леший? — насупясь, спрашивает Гриня.
Шурик посмотрел на свои руки, сложив ладонь с ладонью.
— Вот, глядите сюда. У любого человека отличаются левые руки и ноги от правых. Правые руки — развитей, сильней; правая нога тоже лучше развита и потому делает шаг длинней левой. А бывают левши, у которых левые руки и ноги развитей правых. Но таких мало. У нас в деревне только и есть один левша — Пашка-левак.
— Я правша! — размахивает правой рукой и радостно смеётся Гринька.
— Почти у всех людей правая нога шагает шире, чем левая. По этому самому всегда в большом лесу, а в поле ночью и в туман человек кружит и кружит.
Ребята начинают мерить свои шаги и длину ног.
— Вот это здо́рово! Как это мы раньше не догадывались! А то валили всё на лешего, — делая большие глаза, восхищается Галька.
— А я правша, а я правша! — прыгая на правой ноге, радуется Гринька, освободившись от страха перед лешим.
Дети уже набрали свои корзиночки доверху. Только Га́лина большая плетушка никак не наполняется.
— Вот завистная Галька! Хватит. Все Засеки не оберёшь. Пойдём, — зовёт Нина.
— Вы посидите тут, отдохните, я чуть ещё пособираю. Плетуху тяжело таскать, я её высыплю около вас, а с пустой пойду.
Галя уходит в сторону речки, аукаясь.
Когда Галя пропала за деревьями, Шурик подошёл к кучке её грибов, убрал из неё верхние, с посиневшими срезами на ножках рыжики и добавил туда две пригоршни мелких грибов из своей корзинки. Потом сверху опять положил приметные рыжики. За Шуриком подошли Талка и Алёша и добавили в кучку грибов из своих корзинок и сверху замаскировали теми же рыжиками. Подошёл было и Гринька. Он был
