газопровода, готовую к укладке, мы закупорили по концам заглушками, как пробками. А внутрь накачали компрессорами воздух. Как в автомобильные баллоны. Ясно, хлопчики?
— Видишь? — укоризненно сказала Талка Шурику, показывая на пузыри, будто это он был виноват в их появлении.
Над местом, откуда выскакивали пузыри, бригадир сердито поставил мелом большой крест, похожий на знак умножения, и, велев сварщикам заново проварить шов, пошёл дальше проверять стыки.
Сварщики исправили сварку. Дядя Павло снова стал намыливать этот шов, приговаривая:
— Вот, хлопчики, какое оно, дело-то! Дырочка — волоска не вденешь. Впору только комару нос воткнуть. А не заметь — вон сколько через ту дырку добра улетит! Всякое дело, ребята, без дыр делать треба, да так, чтоб никакой тебе комар носа не подточил!
„КИНЬ-КИНЬˮ
Фасадом домик обращён к долине. Из окна видны строительство газопровода, излучина реки, а за нею, по взгорью, — леса, уходящие за горизонт. Боковые окна домика выходят в лес. Огромная ель растёт совсем рядом, протягивая ветки к стёклам.
Утром Талка открыла окно. Одна смелая ветка ели с молодыми светлыми хвоинками тянулась прямо в дом, как рука, будто здороваясь с девочкой. А когда семья села за стол завтракать, по этой ветке на подоконник впрыгнула белка. Она была ещё в летней одежде, не перелинявшая, рыжая. На спинке и на торчащем кверху хвосте мерцали красноватые ворсинки. Осмотревшись и пошевелив кончиком чёрного, словно резинового, носа, белка перепрыгнула на стол.
Талка так и замерла с поднятой ко рту вилкой, боясь спугнуть белку. Да и родители были удивлены не меньше девочки неожиданным появлением зверька. А белка, пошевелив чёрным влажным носом и весело осмотрев сидящих за столом людей, вдруг прыгнула на плечо Анатолию Николаевичу.
— Она пришла к нам завтракать, — зашептала мама Ирина. — Чем же мы её угостим?
Но белка не стала ждать, когда её угостят. У отца был кусок хлеба в руке. Белка сама потянулась к хлебу. Отец тихонько отломил немного от куска и положил на стол. Белка соскочила с плеча, взяла в передние лапки хлеб, села на задние и стала есть, часто-часто двигая челюстями.
На столе стояла большая сковородка с жареными грибами. Выбрав с края какой получше гриб, подув на него и лизнув языком — не горячий ли, девочка положила его перед белкой. Зверёк погрыз ещё немного хлеба и бросил его. Уж больно хорош лежал перед ним гриб! Шляпка подосиновика, с коротко обрезанной толстой ножкой, жаренная в масле, душистая, привлекла внимание белки. Съев гриб, белка прыгнула на скамейку, где стояла кастрюля с грибами, приготовленными для отварки. Схватив в зубы понравившийся ей белый гриб, белка прыгнула со стола на подоконник, с подоконника на ветку и пропала в зелёном сумраке ели.
— Наверное, бельчатам понесла, — предположила Талка.
— Вряд ли, — сказала мама. — Лето кончается, у белки дети должны подрасти, им пора уже научиться самим находить себе корм.
Ещё качалась в окне ветка, по которой ускакала белка, как на подоконник неожиданно села синичка и закричала: «Чинь-чинь-чинь!»
— Удивительно! — улыбнулся отец.
— А вы знаете, что говорит синица? Она просит есть: кинь-кинь-кинь! — перевела Талка птичий щебет.
— Сейчас проверим, — сказала, смеясь, мама и вышла на минуту из комнаты.
На кухонном столе лежало свежее мясо, заготовленное для щей. Мама, зная любовь синичек к свежему салу, быстро отрезала маленький, с орех, кусочек жирной мякоти и понесла птице, Когда она подошла к окну, синица начала прыгать по подоконнику и полетела. Но не на улицу, а в комнату. Мама положила мясо на окошко и вернулась к столу. Синица дважды облетела комнату, опустилась на окно, схватила клювом сало и пропала на улице.
— Ты понимаешь птичий язык, — пошутил отец. — Возьмём тебя в Засеки переводчиком.
В дверь постучали. Пришёл Шурик.
Девочка рассказала ему про гостей, побывавших здесь. Шурик не удивился. Оказывается, в этой комнате, где теперь Куренёвы, прежде жил Славка. Он работал в питомнике лесничества — выращивал из семян саженцы дубов, ясеней и сосен. Потом эти саженцы развозили отсюда во все места и сажали новые молодые леса. Славка любил птиц и зверей. Белки к нему прибегали всякий день. А синиц и снегирей стаи! Особенно зимой. Они влетали через форточку и кричали: «Кинь-кинь!»
— Тут, в Засеках, живёт ещё Славкина куница. Он приучил её приходить за едой, — рассказал Шурик. — Всю зиму куничка прибегала к нему за мясом.
— А где же теперь этот Славка? — спросила Талка. — Переехал в другое лесничество? А своих птиц оставил?
— Передал всех мне. А сам Славка поехал в Москву сдавать экзамены в лесную академию. Говорил, если завалится, вернётся опять к нам в Засеки.
— Не завалится! — уверенно заявила девочка. — Это хороший человек, раз он любит животных. Хороших принимают в институт.
После завтрака отец, Талка и Шурик пошли на строительство. Синички перелетали с дерева на дерево и переговаривались, будто выпрашивали: «Кинь-кин-кинь».
Недалеко от дома, у высоких дубов сбоку трассы, стоял подъёмный кран, трубоукладчик с длинной стрелой. Ждал, когда газопроводчики подготовят трубы, и тогда кран поднимет их и уложит на дно траншеи.
— Смотрите, смотрите! Вот это чудеса! — крикнул Шурик, показывая рукой на верхушку стрелы трубоукладчика.
В том месте, где к стреле крепился крюк, торчал конец проволоки и на него были нанизаны, как на вертел, грибы.
Ребята подбежали к стреле. На самом конце проволоки торчал белый гриб. Круглая ножка его была ровно обрезана ножом.
— Наш! Наш гриб! — закричала Талка.
— Какие смелые стали теперь белки! — удивился Шурик.
СТЕКЛЯННЫЙ КОНВЕРТ
Перед вечером Талка пропала из дому. Мать ходила искать девочку в деревню и на реку. Не было дома и Алёши и Шурика.
Бабка Лампиада говорила, будто ей показалось, что ребята втроём уже в сумерках пошли с лопатами на Бугры.
Бабка Лампиада хоть и была подслеповата, а не ошиблась.
Друзья отправились на Бугры. По дороге они зашли на приречный луг, где стоял пахучий стог сена, огороженный жердями.
Шурик перелез через изгородь, вынул из сена тёмно-зелёную, толстодонную бутылку, положил её в грибную корзинку и замаскировал веточками.
