— Думаю, да. По крайней мере есть мотив. У Хруста пропали алмазы, и он думает, что это организовала Орлова. Только это между нами, ладно?
— Между нами столько всякого уже было, — усмехнулся Гарик, — что еще два чемодана алмазов и взорванный лимузин там тоже уместятся. Я только не знал, что Орлова занялась криминалом и ворует алмазы...
— Она не ворует алмазы, — пояснил Шумов. — У нее чистый бизнес, насколько бизнес в этой стране может быть чистым. На нее думают, что она украла алмазы, понимаешь? Вот этот Хруст думает.
— Ты что, в башку ему залез? Откуда ты знаешь, что он думает про Орлову? И откуда такая уверенность, что у нее чистый бизнес? Ты же полтора года на даче просидел, ты же не следил за Орловой — А она баба умная и шустрая, насколько я знаю. Впрочем, ты моего мнения о ней не спрашивал, ты спросил про Хруста, а я сказал, что такого не знаю. Что там еще тебя интересовало? Ах да, ты спрашивал по телефону про труп в районе Пушкинской улицы...
— И что? — напряженно подался вперед Шумов.
— А ничего. Я посмотрел сводки за последние пять дней — не было никакого трупа на Пушкинской. Все тихо и мирно.
— Вот ведь гадство! — Шумов слегка пристукнул кулаком по столу. Карабас, неотрывно следивший за дорогими гостями, вздрогнул и стал усиленно чесать щетину на щеке, видимо, соображая, чем еще порадовать нашу компанию.
— Как это так, — встрял я в беседу старых знакомых. — На Пушкинской за пять дней — никаких трупов? Нам говорили, что там каждую неделю кого-нибудь да пристукнут...
— Вообще-то, район еще тот, — согласился Гарик. — Труп там был шесть дней назад...
— Ну-ка, — насторожился Шумов, — поподробнее...
— Бомж умер от переохлаждения. Ночи сейчас холодные. А тебе, кажется, был нужен труп с огнестрельными ранениями? Извини, но в ассортименте отсутствует. Еще какие будут вопросы?
— Циркач и Пистон, — снова влез я.
— Впервые слышу, — коротко ответил Гарик.
— Барыня, — внезапно вырвалось у меня, и первым удивился даже не Гарик, а Шумов:
— Это еще что за... А, это в записке было, да?
Я кивнул. И еще я подумал, что если Орлова — умная и шустрая баба, то почему бы ей не иметь в узком кругу кликуху Барыня. И Мухин был с ней как-то связан. И сделал что-то по ее просьбе. Причем он знал — «что-то» направлено против Хруста. И в гостинице он оставил предупреждение для Хруста: мол, не рыпайся, а то Барыня будет сердиться. Хруст не послушался, сел мне на хвост и совершенно случайно попал к стене орловской дачи. Это окончательно убедило его в том, что за всеми пакостями стоит Орлова. И он начал войну со взрыва орловского лимузина...
Черт, все это пронеслось у меня в голове за какие-то несколько секунд, и я даже испугался, что сейчас все это забуду. Я схватился за салфетку и защелкал пальцами. Гарик и Шумов меня не поняли, а заботливый Карабас принесся с ручкой. Я принялся царапать на салфетке основные тезисы своей версии, а Гарик задумчиво смотрел на куриный шашлык и говорил:
— Барыня? Это что-то новенькое. Я что-то не припомню ничего похожего. Судя по кличке, это женщина. Но женщина, которая стоит наверху. Которая рулит кем-то. Она — заправила, она — хозяйка... Нет, у нас такого не водилось. Женщина-авторитет — до этого мы еще не доросли. Это будет уже следующая стадия эмансипации. Женщина за рулем, женщина-космонавт, женщина-футболист... Может, когда-нибудь появится и женщина-авторитет. И то сначала не у нас, а в Москве.
Я только хотел ляпнуть о своей сумасшедшей, но очень логичной версии насчет Орловой, как Шумов, регулярно прикладывавшийся к французскому вину, вылез из-за стола и решительно направился в туалет. Я зажал салфетку с тезисами в кулаке и приготовился вывалить на сыщика свое озарение, когда тот вернется.
— Эй, служба безопасности, — негромко позвал меня Гарик. — Говоришь, на Пушкинской каждую неделю труп находят? А у вас не каждый ли день подполковников милиции убивают? А то я сижу тут, как дурак в форме, действую людям на нервы...
— Первое убийство за все время, что я здесь работаю, — немедленно среагировал я, не отрывая глаз от звездочек на Гариковых погонах. — И потом, Лисицын был в штатском.
— Ладно, расслабься, — махнул шампуром Гарик. — Это я так, неудачная шутка... Ха-ха. Меня на самом деле другое волнует. Ты давно Костика знаешь?
Я посчитал на пальцах и честно признался:
— Два дня.
— Шумов сказал, что это ты втравил его в эту историю.
Я признался и в этом, но в подробности вдаваться не стал. Все-таки этот подполковник под началом у моего отца не ходил, а значит, мог и не проявить такой терпимости к моим прегрешениям, как покойный Лисицын.
— Как он? — спросил Гарик, и глаза его при этом были грустными, как у побитого дворового пса. — Ну, вообще?
— Что значит — вообще? — не понял я. — И что значит — как он? Вот так же, как пять минут назад за этим столом. Нормально.
— Ты, наверное, не в курсе, — проговорил Гарик, глядя мимо меня. Я потом сообразил, куда он таращился своими печальными глазами. Он смотрел, не идет ли Шумов из туалета. — Ты думаешь, чего он засел на этой даче на полтора года?
— У него был запой, — повторил я слова Гиви Хромого.
— Запой — это уже следствие. А причина-то в другом... Костик как-то упек одного козла на зону. Ну, не сам упек, естественно. Помог упечь. И за дело. А тот субчик с зоны переправил послание своим корешам на воле и велел им Костика убрать. Те, как положено, наняли киллера. Денег не пожалели, наняли самого лучшего. Но у киллера ничего не вышло...
— Я понял, — сказал я, гордясь своей сообразительностью: если Шумов только что хлестал французское красное, то ежу понятно, что киллер тогда облажался.
— Ничего ты не понял! — с внезапной резкостью сказал Гарик. — Костик-то выкарабкался, а вот девушку его тот киллер убил. Девушка-то тут ни при чем была, понимаешь?
Ее убили просто потому, что она была Костиной девушкой...
Я хотел сказать «понятно», однако, наученный горьким опытом, удержал язык за зубами. И продолжал слушать.
— Костик, как из больницы вышел, немного не в себе был, — неторопливо говорил Гарик, прищурившись и глядя словно и сквозь меня, и сквозь стены — в прошлое. — Но вроде бы потом пришел в себя. Так тогда казалось. Только это было не так. И в один прекрасный день он сел на поезд и поехал в колонию, где мотал срок тот козел, заказчик. Костя взял с собой кучу разных удостоверений и справок из милиции — ума не приложу, как он сумел все это стащить, — поэтому в колонии ему дали возможность встретиться с заключенным. Костя сказал тамошнему начальству, что нужно провести допрос и выяснить какие-то дополнительные подробности старых дел... А в комнате для допроса Костя вынул из кармана нож, ну и...
— Понятно, — сказал я.
— Да что тебе понятно?! Тоже мне, понятливый нашелся... — Гарика аж передернуло. — Тот тип не слепой был, он Костика еще в дверях признал, понял, что ему сейчас кишки выпускать будут, да конвоирам на шеи полез... У Костика времени почти и не было, — с сожалением заметил Гарик. — Успел пару раз в ляжку ткнуть. Тот сначала обделался со страху, потом отрубился. Костика скрутили, но потом все выяснилось... И что, спрашивается, делать? Судить человека за то, что тот подонку ляжку порезал? Начальству лагеря тоже не в лом раздувать дело, они же пустили Костика по липовым документам да еще с ножом. Короче, замяли скандал, но Костика отправили лечиться. Нервы успокаивать. А Орлова, у которой сына убили, а Костик этих убийц нашел, предложила ему пожить в ее коттедже. Вроде как сторожем работать, а в то же время подальше от людей, поближе к природе. И он там застрял. Я уж думал, так он там до пенсии и проторчит. Нет, — Гарик вздохнул, то ли радостно, то ли с тревогой. — Вернулся. Будем надеяться, что нервы у него успокоились. И что он больше не рванет в колонию, добивать того козла. А
