соединенных крыш и пожарных лестниц не смог бы и сам Моралес в лучшие свои годы.
Часть третья
Ночи
С утра зарядил снег. Сначала слабый, едва заметная рябь в безветрии, как будто сбился слегка телевизионный канал. Но потом поднялся ветер, налетал злыми хлесткими волнами, бил крыльями по окнам, хлопал дверьми, гудел в подъезде. Снежная рябь, увлеченная этой злобой, кошачьими когтями нацелилась в лицо.
Стас, придерживая одной рукой поднятый воротник, а другой шляпу, перебежал дорогу к своему «Студебеккеру», торопливо открыл салон. Похолодало заметно, и машина завелась не с первого раза, капризно поворчав холостыми.
Несмотря на разгулявшуюся стихию, на небе в прорехах серых низких облаков то и дело проглядывало солнце. Так на флоте передают сигналы с помощью прожекторов-семафоров: открыть экран, закрыть экран, вспышка, затемнение. Но Стас давным-давно забыл семафорную азбуку.
В этот же час Арчи и Шрам у разных въездов в столицу несли свою вахту: Шрам у северного блокпоста, Арчи у юго-западного. Около года назад младшему детективу Бекчетову также пришлось отсиживать свои вахты. Тогда ждали приезда в город неуловимого медвежатника по кличке Страус. Тот был маэстро конспирации, умел прятать в песок любые доказательства своей причастности к преступлениям, но в этот раз ему светила полная луна за решеткой. Дело было за малым – найти и поймать. В то время в город прибыла знаменитая нумизматическая коллекция. Для большинства людей эти слова не значили почти ничего. Некоторые догадывались, что под ними скрываются покрытые ржавчиной монеты канувшего в прошлое мира. Но были и другие, единицы – и среди них Страус, – кто видел за словами «нумизматическая коллекция» вполне современные деньги. Он бы не прошел мимо такого соблазна. Вот тогда-то всех едва оперившихся младших детективов отправили в дозор к блокпостам. Так что Стас знал удобные забегаловки с окнами-витринами, из залов которых открывался отличный вид на ворота в город. Вот только тогда был август месяц, а сегодня снежная замять портила карты. Как бы не пропустили друзья въезд Бруно. А это было важно – не пропустить, увидеть. Потому что, если старый молчун пригонит свой «Харлей» через северные ворота, только тогда и можно будет успокоиться. Это будет значить, что Скальп и Алиса благополучно добрались до места. Но если Бруно въедет через юго-западные ворота (или, не дай бог, не приедет совсем), это будет сигналом опасности. Что-то случилось по дороге, что-то стряслось. На этот случай у каждого из них стояли собранные вещевые мешки. Спокойно ждать ареста никто не намеревался.
Вот и Стасов мешок лежал на заднем сиденье «студа»: железная миска, железная кружка, ложка, теплые носки, рубашка и свитер. Остальное можно будет достать по дороге. Там же, в подшитом ко дну кармане, лежали накопленные деньги. Хотел поменять дверь на «Студебеккере», да и телевизор на кухне пора было менять. Так казалось… В общем, немного, но на первое время хватит. Теперь нужно было успеть до девяти в Управление. Друзья будут звонить туда, какие бы новости ни принесло это израненное снежными осколками утро.
Дороги, и без того страдающие от пробок, в этот день стояли намертво. Тут и там сплошной автомобильный поток замедлялся из-за аварий. Закрытые окна не спасали от смрадного облака выхлопов. Нервы, и без того натянутые ожиданием, готовы были вот-вот лопнуть. За бесконечные два часа пути до автостоянки Управления Стас выкурил полпачки сигарет. Помимо прочего, все попытки поймать волну радио «Хоспис» разбивались о помехи глушилок, если и прорывалось что-то, то очень невнятно и почти сразу терялось в змеином шипении. Что бы там ни говорил Халли, а взялись за него всерьез. Упрямый диджей все обещал начать использовать некое оборудование, которое смогло бы без труда миновать глушилки, но то ли это были просто слова, бравирование, желание позлить власти, то ли упомянутое оборудование оказалось не таким уж мощным. Как бы там ни было, Стас ехал в тишине. Все прочие радиостанции сыпали, как небо снегом, лозунгами, каких в последнее время развелось, как платяных вшей в одежде бродяги. А если они и прерывались музыкой, то была это бравурная чепуха или унылая продукция, замешенная все на том же официозе.
И все же Стас успел в Управление к девяти, он не стал задерживаться на ступенях, чтобы выкурить традиционную утреннюю сигарету, а на удивление знакомых отвечал, что навалилась куча дел. Те понимающе кивали – такая у них работа. На третий этаж, где на кафедре отдела убийств его группе была выделена отдельная каморка, почти взбежал. И тут же дало сбой сердце: Эльза, секретарь отдела, милая дамочка за сорок, проработавшая здесь с момента основания Управления, увидев его, помахала бланком. Это значило, что кто-то звонил и оставил сообщение.
Необязательно ребята, подумал Стас, они не должны были звонить раньше времени. Кто угодно мог позвонить. Вообще кто угодно. Но сердце отказывалось прислушиваться, оно впитывало тревогу, как губка.
– Какой-то вы сегодня бледный, Станислав, – добродушно проговорила Эльза. – Совсем себя не бережете. Похудели…
– Плохо спал, – ответил Стас. – Бессонница. Все из-за погоды. Мне звонили?
– Да. Какой-то молодой человек, представляться отказался. Но голос приятный… Вот, просил перезвонить по этому телефону, сказал, что срочно.
Стас, внимательно следя за тем, чтобы дрожание руки не выдало нетерпения, взял бланк поступивших звонков. В поле информации был вписан внутренний телефон Управления. Незнакомый.
– Благодарю вас, Эльза, – сказал Стас, складывая бланк и убирая его в карман.
Огромная аудитория была разделена фанерными перегородками на отделы для групп. Их называли кабинетами, но название это было условным. В дальнем от входа углу, там, куда свет огромных, некогда витражных окон достигал в последнюю очередь, выделили кабинет для группы Бекчетова. Каморка папы Карло два на два метра, где большую часть площади занимал стол эпохи динозавров и несгораемый шкаф, к которому нельзя было притронуться, не рискуя испачкаться в ржавчине. Ну что ж, начинать всегда приходится с малого.
Стас вошел в кабинет, повесил одежду на гвозди, вбитые в дверной косяк специально для этой цели, поднял телефонную трубку. Телефон работал, уже что-то. Набрал трехзначный номер.
– Младший детектив Шенкель у аппарата.
От сердца отлегло.
– Роб, привет, это Бекчетов.
– А, утро доброе, Стас.
– Что-то случилось?
– Ну как… Ты же просил собрать группу, я и собрал.
Совершенно вылетело из головы. Так себе начало для старшины группы.
– Отлично, Роб. Давай в отдел и веди ребят. Познакомимся.
– Есть, господин старший детектив.
– Ты мне голову-то не морочь, слышишь, Шенкель, – усмехнулся Стас. – Давайте в кабинет.
Слишком много всего, слишком быстро все происходит. События накладываются одно на другое, как коржи в торте «Наполеон», слой за слоем, пропитываясь действиями, ошибками, временем и тем, что могло случиться, но не случилось. И нужно лавировать, быть лоцманом в русле собственных шагов, каждый из которых мог завести на мель или проклятый водоворот.
Философия – не твоя стихия, усмехнулся Стас, глядя в искаженное отражение на куске стекла, укрывающем столешницу. Только его лицо, телефонный аппарат да графин с подозрительной жидкостью, накрытый, за отсутствием пробки, стаканом, и отражались. Стас с сомнением посмотрел на графин, снял стакан, понюхал. Потом осторожно плеснул на дно стакана и сделал глоток. Обычная вода из-под крана. Просто вода.
За перегородками в соседних кабинетах кипела жизнь. Стрекотала пишущая машинка, что-то требовал женский голос, изредка выкрикивая: «Алло, вас плохо слышно», что-то обсуждали два мужских голоса, один из которых показался Стасу знакомым.
Почему же не звонит Шрам? Или Арчи? Почему так долго? Что могло случиться? Или ничего не случилось и он просто накручивает себя? Не так уж много времени прошло. К тому же, может, это как раз хорошо, что не звонят. Не торопятся, значит, нет причин торопиться. Случись что, сразу бы позвонили.
