– Пароль?
– Не знаю. Хозяин сказал: «Ты так скажи. Я тебе тридцать золотых монет дам».
– Тридцать?! Значит, очень большая у него семья.
– Нет. Он – старый, жена – молодая. И всё.
– А прислуга?
– Нет прислуги… Двое живут.
– Ты, Костаки, допивай дальше сам. Все равно сегодня пароходов не будет. Я точно знаю.
В полночь телега была готова отправиться на Соборную.
Когда все разместились на охапках с сеном, Логиновский предупредил:
– Сегодня всю ночь не спать. Отдохнем в открытом море. С рассветом отчаливаем.
– А почему так вдруг?
– Завтра красные в Бахчисарае будут. Представь, Храпов, если наша фелюга не снимется… Нервничают на фелюге.
– Так они же золотом получают. Вы же большие деньги им платите, Логиновский.
– Каждый день по червонцу на нос.
– Они же нас уже двадцать дней ждут. Это же… Это шестьдесят червонцев!
Да! Это шестьсот золотых рублей!.. Куда они уйдут? Они еще по пятьдесят червонцев должны получить за переход до Варны.
– Нет, Храпов, жизнь дороже… У них, у греков такая национальная особенность – очень жить хотят… Вот ты, Храпов, готов гибнуть за металл?
– Нет, но… Но может быть красных остановят?.. У Врангеля пушки на Сапун-горе.
– И пушки есть, да пушкари разбежались… Самоубийц мало! Воевать можно, когда надежда на победу есть. Или еще от большой дури, от фанатизма… У красных как: «Все, как один умрем в борьбе за это»… Трогай, Людмила, погоняй.
Они долго плелись по Азовской улице, затем свернули на Таврическую. Когда начался крутой подъем, мужчины соскочили с телеги и начали помогать, к одной лошадиной силе прибавляя свои.
Телегу оставили на небольшом пустыре у Хрулевского спуска… Перед уходом Мила поцеловала и перекрестила Кирилла, а через две минуты он поднялся на три ступеньки и постучал в большую черную дверь.
– Костаки пришел. Пора в Стамбул плыть.
Логиновский предполагал, что дверь будет на цепочке, и когда были открыты все засовы, он резко рванул ее на себя.
Цепь отлетела, и вырвавшиеся из гнилого косяка медные шурупы разлетелись по всему коридору. Один из них сильно повредил глаз пожилому харьковскому промышленнику Богатову. Он слабо ойкнул и отступил на два шага… Ему было очень больно. Но это ненадолго!
Храпов жестом приказал старику идти вперед и сразу же успокоил его ударом молотка.
Только когда они задернули шторы и зажгли в большой комнате керосиновую лампу и все свечи, то заметили, что в углу в одной ночной рубашке стоит высокая и, похоже, красивая блондинка.
Она стояла молча и пока не мешала им.
Кроме стоящих в коридоре чемоданов они решили забрать и то, что валялось на полу у окна. То, что было выложено в последний момент и разложено на диване, на комодах и приставных столиках… Это тяжелое серебро, маленькие бронзовые часы, статуэтки старинного фарфора, янтарные шкатулки, меха, малахитовые безделушки.
Богатов был прав, он не смог бы все это увезти в Стамбул… И хорошо! Сегодня все это уплывет в Варну…
Они собрали еще четыре чемодана.
Затем Храпов с Малышковым притащили в комнату тело старика Богатова… Уже привычными движениями Виктор снял с него широкий нательный пояс, где, очевидно, было самое ценное.
Они осмотрелись… Все было сделано хорошо. Оставалось последнее. Это больше всех волновало Виктора:
– С этой, что будем делать? Может, с собой возьмем? Как, Кирилл Васильевич?
– Не нужна она.
– Как это, не нужна?.. Это Храпову она не нужна – он старый. Вам не нужна; у вас Людмила есть. А мне в самый раз!..
– Не заводись, Виктор! Нам мимо штаба проезжать. А его черкесы охраняют. Кричать начнет, вопить… Ты пока посмотри, нет ли на ней чего-нибудь.
Виктор вразвалочку подошел к новоиспеченной вдове и сорвал с нее рубашку. Под ней, как и у всех, был пухлый белый корсет с наспех простеганными черными нитками потайными кармашками. Виктор срезал его и бросил на стол.
Та, что стояла перед ним, даже не пыталась прикрыть руками обнаженное тело. Она волновала его больше, чем зашитые в корсете бриллианты.
Он отступил на шаг и шутливо, но громко и грозно скомандовал:
– Руки вверх!
Женщина подчинилась.
– Возьмем ее, Кирилл Васильевич – умоляющим голосом произнес Виктор. – Нам двое суток до Варны плыть.
– Остынь, Виктор! Сядь на диван.
Логиновский взял со стола лампу и подошел к женщине.
Ее глаза дико, суматошно бегали… Совсем как у той девушки, у купеческой дочки.
Почему у них у всех одинаковые глаза перед смертью… Кирилл опять ощутил пьянящее дьявольское чувство радости. Для этой нимфы он сейчас бог!.. Он распоряжается ее жизнью, вернее – ее смертью.
Это не так волнует со старухами и мужиками… А здесь он не просто ликвидирует жизнь, а разбивает красоту! Венец Создателя.
Логиновский вытащил из нагрудного кармана френча золотой червонец.
– Вас как зовут, мадам?
– Марина … Я вам помогать буду… Я и готовить умею… Я все могу делать…
– Я хороший шанс вам дам, Марина… Вам и Виктору. Вы что предпочитаете, Марина, орла или Николашку?
– Орла… Но не надо этого, я боюсь.
Кирилл подбросил монету. Она подлетела высоко, долго вращалась и со звоном упала в метре от той, чью судьбу она решала.
Было темно… Рассматривать монету можно было, только наклонившись и поднеся лампу.
Логиновский делал это долго.
– Ах, неудача!.. Вижу лик убиенного императора… Иди сюда, Храпов. Работай!.. А вы, мадам, можете удостовериться. У нас всё честно.
Марина машинально наклонилась и попыталась вглядеться в маленький красновато-желтый диск.
Вдруг ее охватила радость и смятение… Он пошутил! Он ошибся! Монета лежала орлом вверх! Сейчас она всем скажет, обрадует всех. Сейчас… Но Храпов уже взмахнул молотком.
Марина упала лицом вниз, накрыв собой монету. Когда они с обиженным Виктором выносили чемоданы, Логиновский в дверях обернулся.
Храпов переворачивал тело, пытаясь найти червонец.
К двум часам ночи в будке стало совсем холодно.
Но не это волновало капитана Сомика. Надежда таяла с каждой минутой.
Пока было светло, они нетерпеливо вглядывались в дорогу. Им казалось, что каждую минуту может появиться синяя телега.
За это время по направлению к городу прошли два грузовых «Форда» с каким-то имуществом, пять телег с офицерами, среди которых были и раненые, и множество всадников, двигавшихся небольшими группами… Это были остатки частей, бежавших из-под Бахчисарая через Качу и Северную сторону Севастополя.
