Глава 5
ПОЭМА НА СЛУЧАЙ
Стихи в честь некоего события, такого, к примеру, как пир
Придворному сенешалю никогда не нравилось представлять неженатых мужчин отцу Имоджин: каждый раз, когда Альфонс оценивал очередного холостяка как своего потенциального зятя, у Маркуса возникало чувство, что стрелка весов смещается не в его сторону. Но по крайней мере этот мужчина, на вид сильный и энергичный, не имел ни земель, ни титулов, о которых стоило бы говорить. И туника на нем, хоть и красивого ярко-красного цвета, была совсем простая и не свидетельствовала о богатстве. Он имел вид сельского парня, впервые в жизни попавшего в замок и ослепленного блеском его убранства… вкупе с естественным для любого рыцаря чувством тревоги, возникающим, когда на входе приходится оставить оружие.
— Виллем, сын ныне покойного Генри Сильвана из Доля и один из ваших вассалов, — произнес Маркус вежливо, но, насколько возможно, небрежно. — Вы, надо полагать, узнали своего сеньора, графа Альфонса из Бургундии.
Бледные глаза графа начали расширяться в той оценивающей манере, которая была так хорошо знакома Маркусу, но потом этот процесс удивительным образом пошел дальше, и в конце концов граф буквально вытаращил глаза. Но, однако, смог улыбнуться.
Виллем, напротив, плотно сжал губы. Новое окружение, столь поразительное и непривычное, перестало для него существовать: сейчас он видел только графа. Несмотря на высокий рост, Альфонсу из Бургундии пришлось слегка вскинуть голову, чтобы взглянуть в лицо Виллему.
— Боже праведный, сынок, ты вырос и превратился в прекрасного, сильного молодого человека, — чересчур сердечно сказал он.
— Благодарю вас, сударь, — без всякого выражения ответил Виллем.
— Рад, что у тебя все хорошо. Нужно запомнить, что стоит призвать тебя служить в гарнизоне Орикура. Ты уж прости, я часто упускаю из виду мелких рыцарей с окраин графства. — Его взгляд сместился за спину Виллема, на лице возникло выражение искреннего облегчения. — Кто это там? Уж не Эрик ли из Тавокса, мой новоиспеченный вассал?
Альфонс обошел Виллема и тепло обнял Эрика. Тот, еще больше Виллема потрясенный новой обстановкой, казалось, не совсем отдавал себе отчет в том, кто заговорил с ним.
— А почему ты в костюме оруженосца? — взволнованно протараторил граф и потащил Эрика прочь.
Как только Маркус и Виллем оказались вне пределов его слышимости, возникла напряженная пауза. Маркус принялся нервно приглаживать отделку своей туники цвета черной смородины.
— Вы знакомы друг с другом, — вроде бы ни с того ни с сего сказал он.
— Вы же сами отметили, что я его вассал, — нейтральным тоном проговорил Виллем.
В его речи чувствовался еле заметный бургундский акцент, точно такой же, как у Имоджин, и Маркусу было больно слышать его из уст другого человека.
Тень проскользнула по лицу Виллема, и он спросил:
— Я знаю, что граф — дядя его величества, но означает ли это, что между ними на самом деле близкие отношения?
— Это зависит от того, кто отвечает на ваш вопрос. Он сказал бы, что да.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что, поскольку он — мой будущий тесть, я таким образом вежливо отказываюсь комментировать эту проблему.
Внезапно Маркусу стало не по себе оттого, что он так выразился в разговоре с совершенно незнакомым человеком. Интересно, известно ли Виллему о низком происхождении Маркуса и не воспримет ли он такой ответ как оскорбление?
Однако Виллем, казалось, просто обдумывал услышанное.
— Я не знаком с его дочерью, но уверен, что она — дама, обладающая достоинствами, которыми обязана… лишь себе самой, — почтительно сказал он.
— Между ними такая же разница, как между Гавриилом и Люцифером. Наверно, за счет того, что ее мать, графиня, добрейшая душа. — Маркус понизил гол ос. — Такое впечатление, будто ваши прошлые взаимоотношения с графом оставили у вас неприятный привкус?
Виллем издал пренебрежительный смешок, но потом сдержал себя. Жуглет настаивал, чтобы он ни с кем не заключал союзов слишком быстро. Он проводил взглядом графа, который уже оставил Эрика и сейчас пробирался к стоящему на помосте у камина столу.
— Это было очень давно, — сказал он, — и теперь не имеет особого значения.
Вспомнив о Жуглете, он окинул взглядом просторный зал и в первый раз заметил, как ярко тот освещен — никакого сравнения с маленьким залом у него дома. Здесь было гораздо больше окон, множество канделябров, а стены разрисованы яркими красками, преимущественно золотом. Никогда прежде он не видел столько золотой краски.
Не успел Виллем найти друга, как Маркус взял его за руку.
— А теперь, — заявил он, — пора подойти к хозяину.
По обеим сторонам зала тянулись подмостки, но убранство установленных на них столов не шло ни в какое сравнение со стоящим в центре помоста, богато украшенным резьбой креслом под золотисто- малиновым балдахином, к которому Маркус подводил Виллема.
Там за столом сидел мужчина, своим обликом смутно напоминающий изображения на монетах и восковых печатях. И тем не менее не возникало сомнений, кто он такой. Крупный человек средних лет с бледно-голубыми глазами и светлыми, слегка рыжеватыми волосами, на обернутом кожаным ремешком запястье которого примостился сокол с колпачком на голове, был одет в ярко-алый шелк и бархат — такой роскошной одежды Виллему в жизни видеть не приходилось — с золотым венцом на голове, буквально усыпанным драгоценными камнями…
— Император! — воскликнул Виллем с оттенком благоговейного ужаса.
Маркус посмотрел в его потрясенное лицо и невольно улыбнулся. Боже, этот Виллем из Доля, о котором ходило столько разговоров, оказывается, просто щенок, очаровательный в своем простодушии.
— Да, это его величество, а на запястье у него Шарите.[6] Сидящий рядом кардинал — его брат Павел, папский нунций, недавно прибывший из Рима.
Двое только что упомянутых мужчин не разговаривали друг с другом. Конрад был поглощен беседой со своим соколом, чей колпачок переливался всеми цветами радуги почти так же ярко, как королевский венец. Павел горячо, но безуспешно пытался вовлечь в беседу немногих других людей, сидящих на помосте. Виллем невольно проникся к нему сочувствием.
— Вы только гляньте, — простодушно сказал он. — Внешне братья похожи, но у короля есть что-то, чего священнику явно недостает.
— Удачи с моментом появления на свет, — заметил Маркус.
Конрад узнал Виллема по многочисленным описаниям Жуглета: каштановые волосы, карие глаза, великолепное сложение, красивое лицо с квадратным подбородком, сломанный нос воина, лишь добавляющий представительности, и общее впечатление уверенности и скромности. Король пересадил Шарите на насест и встал, приветствуя гостя. Сила, проступающая во всем облике молодого человека, приятно удивила Конрада — наверно, он и впрямь хороший воин; по крайней мере, рабская преданность трону, так восторженно превозносимая Жуглетом, может оказаться полезной. Если ему не найдется другого применения, он может стать доверенным коннетаблем[7] где-то у себя дома.
— А! Знаменитый Виллем из Доля! — воскликнул Конрад, заставив всех обратить взоры на молодого рыцаря.
