Жуглет опустил фидель и с усмешкой сказал слушателям:
— Если хотите, чтобы я закончил, обратите внимание вон на то место у моих ног. Оно прекрасно подходит для маленьких твердых кругленьких штучек, которые вы носите в своих кошельках.
Это хорошо знакомое всем, одобренное императором вымогательство вызвало шквал протестов и тяжких вздохов. Тем не менее послышалось шуршание льна и шелка и скрип кожи — зрители доставали и развязывали свои кошельки. Вскоре у ног Жуглета образовалась весьма внушительная груда монет.
— Все вы прекрасно знаете, что произошло дальше, но я доведу свою божественную миссию до конца.
Потребовалось еще семь строф, прежде чем Роланд трагически, романтически, героически — в общем, красиво — скончался.
Его величество, снова с соколом на запястье, пожелал доброй ночи рыцарям и придворным, после чего отпустил их, но, к удивлению Виллема, ему велел остаться. И повел его, мальчиков-пажей, телохранителей и Жуглета к выходу, а затем вверх по каменной винтовой лестнице. Хотя в архитектурном отношении она не представляла собой ничего особенного, исполняя сугубо функциональную роль, Виллему с трудом удалось сдержать восхищение.
Они поднялись на один этаж, и все, кроме оставшихся за дверью телохранителей, вошли в личные апартаменты Конрада, состоящие из трех смежных комнат, протянувшихся вдоль южного крыла крепости: спальни, гостиной с альковом у большого окна, где так любил сидеть Жуглет, и маленькой приемной, дверь которой открывалась на внешнюю винтовую лестницу. Во всех трех комнатах, обставленных с потрясающей роскошью, имелись камины.
Когда все расположились в спальне, Виллем огляделся. Комната в целом выглядела так великолепно, что на следующее утро он оказался не в состоянии припомнить почти ни одной конкретной детали, из которых складывалась вся эта красота, — за исключением открывающегося из окна потрясающего вида тонущей в летних сумерках лесистой местности и запаха восковых свечей, расставленных по комнате в больших подсвечниках.
Император препоручил сокола мальчику, который отнес его в гостиную, где уже находились псы. По приглашению его величества Виллем устроился на бархатных подушках, а сам Конрад откинулся на постели. Здесь можно было разговаривать, не напрягая голоса, поскольку отсутствовала необходимость перекрикивать шум, издаваемый множеством людей. Жуглет убрал в кожаный футляр фидель, достал маленькую арфу и принялся еле слышно наигрывать что-то. Король и Виллем пили вино и ели вишни. В одном углу комнаты собрались вездесущие мальчики-пажи, в случае необходимости сновавшие туда и обратно, словно трудолюбивые пчелы. Складывалось впечатление, что, когда нужды в них не было, они и Конрад не обращали друг на друга никакого внимания. Сейчас все мальчики сгрудились в своем углу, играя на пенни и стеклянные шарики в домино и кости.
Беседуя с его величеством, Виллем с удовольствием отметил, что Конрад — знающий и культурный (хотя и не слишком набожный) человек, разговаривать с ним почти так же интересно, как с Жуглетом или Линор, и он, пусть не без расчета, натура широкая и благородная.
К примеру, по словам самого Конрада, безземельные граждане, живущие в развивающихся городах, этот набирающий силу слой торговцев и ремесленников, не облагались налогом в обычном смысле этого слова. Вместо этого Конрад предложил им время от времени делать добровольный взнос в королевскую казну.
— И они согласились? — удивился Виллем, пытаясь представить, как повели бы себя его крепостные, если бы он предложил им работать на полях на добровольной основе.
Конрад улыбнулся и выплюнул вишневую косточку.
— Я получаю больше, чем когда они платили налоги, как обычно, — заявил король. — Они так признательны за то, что их в принципе не облагают налогом, и так хорошо отдают себе отчет в том, что остальные города платят в соответствии со своими возможностями, что возникло нечто вроде соревнования с целью продемонстрировать, какой город более процветающий. Пополнение королевской казны превратилось почти в праздник души. Его святейшество в Риме болен от зависти.
— А что, если они хорошенько задумаются и откажутся… дарить? — спросил Виллем.
— Тогда я снова обложу их налогом, — небрежно бросил Конрад. — И так или иначе, я всегда облагаю налогом евреев. — Он улыбнулся. — Я люблю своих евреев. Без них Германия не стала бы столь могущественной. Только благодаря им наш торговый оборот неуклонно растет, за что я и предпочитаю их этим проклятым ломбардцам. И они достаточно умны, чтобы чтить вот это.
Он оттопырил правый мизинец, украшенный кольцом-печаткой.
— О да! — с мальчишеским энтузиазмом воскликнул Виллем. — Моя сестра вставила вашу печать в брошь. Можно сказать, король теперь постоянно при ней.
Конрад с усмешкой бросил Жуглету:
— Этот парень слишком хорош, чтобы существовать на самом деле.
Он снова повернулся к Виллему.
— Хочешь посмотреть?
Он вытянул руку, придвинув печатку к самому носу Виллема.
Тот автоматически наклонился к кольцу, но Конрад тут же отдернул руку.
— По понятной причине я не могу позволить тебе внимательно изучить кольцо.
— Не думаю, что он знает, в чем тут дело, — заметив смущение Виллема, сказал Жуглет.
— А-а… — Конрад снова расслабленно привалился к спинке кровати. — Конечно, ты был ребенком, когда умер мой отец. Откуда тебе помнить тот давний скандал!
Виллем прикусил нижнюю губу.
— Я помню смерть его величества, потому что он умер в замке Альфонса. На протяжении многих лет в Бургундии не случалось ничего более драматичного. Однако я не помню, чтобы ходили какие-то слухи о связанном с этим событием скандале.
— Ну, когда мой отец лежал на смертном одре, с его пальца украли кольцо-печатку. Мы с Павлом по очереди дежурили у постели и до сих пор спорим, по чьей халатности это случилось, хотя, конечно, это была его вина. Он, скорее всего, отлучился, чтобы примерить отцовскую корону. Бог знает, он достаточно часто делал это. Такая досада… на протяжении всех лет, прошедших со смерти отца, каждый мелкий документ, представленный мне за его печатью, приходится проверять на подлинность. Речь не идет о крупных делах, таких, как городские уставы или присвоение титула барона, — к этим прикладывается большая печать. Я имею в виду всякие мелочи придворного этикета: личные дары, разрешение на брак, взыскания, декларации, провозглашающие собственность на мелкие земельные владения или передачу их в другие руки, и так далее, и тому подобное. Слава Всевышнему, у меня есть Маркус, чтобы следить за всем этим. Вот почему я оберегаю свою печатку даже старательнее, чем Жуглет свой кошелек, набитый маленькими магическими игрушками.
— Какими магическими игрушками? — с невинным видом спросил Жуглет, перебирая струны арфы. — Там всего лишь жалованье, которое великодушно платит мне ваше величество.
Конрад с заговорщицким видом похлопал Виллема по плечу.
— Большинство людей думают, что травяные настои нужны ему, чтобы сохранять голос мальчишеским, а лицо свежим. — Он подмигнул. — Я же считаю, что он использует приворотные зелья.
Виллем пристально вгляделся в лицо друга. Менестрель улыбнулся, втайне забавляясь.
— Это просто заработок, уверяю вас, сир. Венера уже полностью в моей власти. Хотите послушать серенаду?
Пока Жуглет пел, они играли в шахматы. На протяжении всей партии Конрад терзал молодого рыцаря вопросами касательно его знаний в области боевой стратегии, и Виллем честно признался, что сражался только на турнирах и никогда не принимал участия в реальных боевых действиях. Он напомнил его величеству, что, по современным представлениям, стратегия для рыцаря — вещь недостойная, рассматриваемая как вид уловки. Однако какие бы сценарии Конрад ни подбрасывал Виллему, а они, как правило, базировались на опыте сражений короля с неверными или взбунтовавшимися принцами (или даже целыми восставшими итальянскими городами), рыцарь предлагал такую тактику, которая была равноценна собственной тактике Конрада или даже превосходила ее. Император был в восторге.
Однако Виллем проиграл ему партию в шахматы.
