Уж я ей задам, когда вернусь! А сюда заглянул к знакомому.
— Значит, нам повезло, — улыбнулся Серафин Смит. — Позвольте представить вам мою коллегу: доктор Омайра Тинахо. Нельсон Чоучэнь, поэт, перуанец.
— Очень приятно, — сказал Нельсон. — Полагаю, вы из Латинской Америки?
— Мне тоже очень приятно. Я кубинка, — ответила доктор Тинахо. — А почему вы подумали, что я из Латинской Америки?
— Ну, — пошутил Нельсон, — я имею привычку думать о других хорошо.
— Ах, как вы любезны, — ответила доктор Тинахо, слегка покраснев. — Доктор Серафин назвал вас поэтом, я восхищена. Вы пишете стихи?
Мозг Нельсона заработал очень быстро, чтобы подсчитать: сколько, интересно, лет этой докторше? Сорок два? Максимум сорок пять. Красивая фигура. Светлый цвет волос не натуральный.
— И поэзию, и прозу, — ответил Нельсон. — Но уточнять не стану, потому что именовать себя писателем перед кубинцем — это большая ответственность. При том количестве гениев, которые у вас были.
— Вы очень любезны, — заметила доктор Тинахо. — Не стоит так говорить. С вашим Сесаром Вальехо и вам не на что жаловаться. И вот что я вам скажу: все мои перуанские друзья — поэты. Какое богатство!
— Возможно, это из-за севиче, — развеселился Нельсон. — Гордость нашей национальной кухни.
Все засмеялись. Потом доктор Тинахо попросила:
— Скажите мне, пожалуйста, название какой-нибудь своей книги. Может быть, я даже вас читала?
— Что ж, — ответил Нельсон. — Моя самая известная книга — это «Блюз Куско».
Омайра повторила название, глядя в потолок, и сощурилась, напрягая память.
— Нет, кажется, нет. Но не обращайте внимания на то, что я говорю, честно говоря, я не очень слежу за современной литературой.
Наступила оглушительная тишина. Она длилась три секунды. Одна. Две. Три…
— Представляете, любезный, — сказал Серафим Смит, — мы зашли в отель немного передохнуть — заседания отнимают все силы. Предлагаю встретиться в девять и вместе поужинать. Как вам? Здесь рядом есть несколько ресторанов, вроде бы хороших.
Условившись о встрече, Нельсон вернулся на улицу. Теперь он должен был разыскать дом своего деда. Достав из сумки книжечку, он прочел: «Чжинлу бацзе, 7, Хоухай, Пекин». После этого подошел к портье и попросил, чтобы тот написал адрес на карточке. Сделав это, вышел из отеля, остановил такси и вручил карточку шоферу.
В течение следующих двадцати минут Нельсону казалось, что они едут по одному и тому же бесконечному проспекту, до тех пор, пока здания не стали меняться, и он увидел традиционную архитектуру, с лакированным деревом и металлическими крышами. Потом такси оказалось на широкой улице с довольно оживленным движением, которая напомнила ему проспект Чиклано, типичный для Лимы. А потом все изменилось. Дома из серого кирпича были одноэтажными, казались старыми и ветхими, хотя архитектура отличалась изяществом. Все вместе выглядело очень красиво. Над дверями висели ленты из красной ткани с золотыми буквами, над крышами реяли драконы, создания с рогами и когтями, которых китайцы помещают над своими жилищами, чтобы отпугивать злых духов.
Улицы становились все более узкими. По углам старики играли в маджонг. Некоторые были одеты в знаменитые голубые блузы в стиле Мао — на взгляд Нельсона, они были похожи на работников прачечной. «Китай времен культурной революции, — подумал он, — видимо, этот квартал — один из самых старых». Несмотря на бедность, пейзаж был красивым. На крышах висели красные бумажные фонарики. Круглые двери. Кривые крыши. Запах гари. Вдруг в глубине он увидел озеро, окруженное ивами, небольшой водоем с островками, покрытый листьями лотоса и тростником, с розовыми цветами, спокойствие которого нарушали лодки с влюбленными парами да бреющий полет уток.
Сердце Нельсона забилось, когда увидел, что водитель показывает на переулок: машина не проезжала, потому как он был очень узок. Должно быть, это там.
Оталора вышел из такси, намереваясь дойти до дома, предварительно прогулявшись, откладывая встречу, чтобы получить большую радость. Он достал книжечку и записал кое-что из того, что видел: «Большое озеро. Ивы. Переулки. Пахнет горелым каучуком и подгнившими фруктами. Люди наблюдают за мной с любопытством, но никто не подходит близко. Они, видно, гадают: что делает здесь иностранец? Смотрят на меня как на иностранца. А ведь мой дедушка — выходец из этого квартала. Если бы он отсюда не уехал, я был бы одним из них».
Нельсон поискал табличку, чтобы посмотреть по своей карте, где находится, — переулок его дедушки все не показывался, — но это было бесполезно, потому что все надписи были на китайском. Тогда он направился к дому. Едва дошел до первого угла, сильная вонь ударила ему в ноздри. В нескольких метрах стояла общественная уборная. Тогда он закурил сигарету. Сердце продолжало сжиматься, пока он подходил к дому номер семь, но единственное, что сумел разглядеть Нельсон, — это стена из серого кирпича и старая деревянная дверь. Все дома казались одинаковыми, хотя у этого было несколько разрушенных кирпичей на боковой стене и множество трещин. Он не осмелился постучать. Что он мог сказать? Просто остановился у передней двери и смотрел на нее довольно долго. Из некоторых окон встревоженно высунулись любопытные головы. На чужака глазели без улыбки, без единого движения. Смотрели, как если бы его там и не было. Только один взгляд был иным. Заинтересованным. Худощавый человечек, его соглядатай. Его верный и преданный соглядатай.
Воображение Нельсона разыгралось. Он представлял, как дверь быстро открывается, и его дедушка, юный, выходит из дома с учебниками и тетрадками. Потом он увидел своего двоюродного дедушку Ху — тот пришел сюда, истекая кровью, прячась в тени. В его воображении дверь открывалась и закрывалась. Дедушка выходил с чемоданами и ждал, пока кто-то на углу скажет, что путь свободен: «Солдат нет, можешь идти». Ехал ли он по озеру на лодке? Этот образ ему понравился: тихое скольжение лодки, бесшумные толчки весел в тумане, и его дед с чемоданом в руках. Черт, нужно было постараться выяснить точно, где находится квартал. У него так и зудели пальцы — хотелось писать.
Последний раз взглянув на дверь — она так и не открылась, — Нельсон вернулся на угол, чтобы прогуляться по берегу озера. Немного впереди он увидел надпись на «пиньин» — китайской транслитерации латинскими буквами: «Шуайхутун». Он сел на скамейку, чтобы найти это название на своей карте, и выяснил, где находится: озеро Сихуань! То самое, о котором говорил его двоюродный дедушка в одном из своих писем: в нем он утопил тела своих врагов. Все вдруг приобрело огромный смысл, и рука Нельсона дрожала, пока он писал заметки. «Боже! Если в этот раз у меня не получится, то не получится никогда!» Это был опыт всей его жизни. ОПЫТ большими буквами; нужно было только написать, «раскрасить гравюры», как сказал Моцарт в фильме Милоша Формана. Звонок, звук которого разнесся далеко, отвлек его от размышлений. Оталора повернулся и увидел, что человек, сидящий через три скамейки от него, отвечает по мобильному телефону. Это был его соглядатай. Голос, которого Нельсон не мог слышать и тем более понять, говорил человечку: «Возвращайся. Он у нас».
Ословски пришел в девять часов утра; я к тому времени уже съел несколько порций омлета с колбасой, два куска ветчины с сыром, выпил кофе с молоком, съел два круассана и тарелку диетической каши с обезжиренным йогуртом. Должен признаться, я нервничал, а в тревоге всегда много ем. Что тут поделаешь! То, что называется «душа толстяка». А разволновался я потому, что внешне как будто не собирался принимать предложение, но в глубине души — да. В действительности я хотел, чтобы присутствие преподобного соскребло с меня тонкую корочку неуверенности.
— Доброе утро, надеюсь, вам удалось отдохнуть, — сказал преподобный, протягивая мне руку. — Полагаю, если вы привыкли путешествовать (думаю, что так оно и есть), то одной ночи хорошего сна достаточно.
— Да, преподобный, — кивнул я. — Теперь я другой человек.
Подозвал официанта и попросил подать кофе, но священник сделал отрицательный знак пальцами и сказал что-то по-китайски.
