Она, о Юсупе подумав,Ресницы смежит и уснет.И, может быть, вновь к ней угрюмыйОтец в сновиденьях придет.Ладонь — не приветствия ради —На сердце положит: болит,Все чаще приходится за деньКласть руку на сердце, как щит.Он скажет: «При людях не в силеЯ гнев свой неправым признать.Сам выгнал тебя я. В могилеМне было бы легче лежать.Теперь ни тебя, ни Махача —Забыл меня, видно, аллах…»Иль явится мать к ней и, плача,Вздыхая, промолвит в слезах:«Одна я и в доме и в поле,Все валится нынче из рук.Письмо написала б ты, что ли,Спасла б меня, дочка, от мук.Велел бы, шумя для порядка,Отец его бросить в огонь,Но сам прочитал бы украдкой,К груди прижимая ладонь…»Спит все общежитье устало.Еще далеко до светла,Но Ася встревоженно встала,Настольную лампу зажгла.И, вспомнив печальную маму,Достала перо Асият.В тиши об оконную рамуДождинки стучат и стучат.* * *«Здравствуй, милая мама. Отцу и тебеСтолько шлю пожеланий, согретых приветом,Сколько желтых песчинок на горной тропеИ травинок на пастбище летом.Может, весточки этой — пиши не пиши —Ты не станешь читать, не окажешь ей чести.Но я — дочка твоя. Как рукой ни маши,Пальцы все остаются на месте.Уж, наверно, хабары пошли обо мне,Люди грязные рады ославить другого.Но спокойно могу я в родной сторонеГлянуть в очи отца дорогого.Можно жажду свою утолять без конца,Но упавшей слезы не заметишь в кувшине.Чистой совесть моя была в доме отцаИ ничем не запятнана ныне.Распахнул институт предо мной свою дверь.Я такою счастливою не была сроду.Сто подруг у меня, и за них я, поверь,Хоть в огонь, хоть в январскую воду.Я одета, сыта, но лишь вспомню как дочьИ тебя, и отца с его горем немалым,Я тайком ото всех плачу целую ночьПод казенным своим одеялом.Мне писала Файзу, что с отъездом моимЗаросла наша крыша травой, как бедою.Что над нашей трубой не колышется дымИ не ходишь ты, мать, за водою.Свет, как прежде, не льется у вас из окна,Нашу саклю покинула радость былая.Днем и ночью стоит на дворе тишина,