Горянка

Кричал он осипшим фальцетом,
Грозил и ругался всерьез:
«Еще пожалеешь об этом!
Еще ты ослепнешь от слез!»

На драку его подмывало,
И был он поэтому рад,
Что тут же с кувшином стояла,
От страха дрожа, Супойнат.

Иного иль слово, иль случай
Рассердит в родной стороне,
И, в саклю вернувшись, как туча,
Он злобу сорвет на жене.

Так глупый мочехец отару
Дубасит, когда он сердит,
А всадник коню дает жару,
Хоть конь его птицей летит.

Бываю на них я похожим:
Коль дело идет не на лад,
Спешу обвинить тебя тоже,
Родная моя Патимат…

Вспотело Османово темя,
И, словно мочехец овцу,
Супу, что молчала все время,
Ударил Осман по лицу.

Жену, как мужчина, законно
Могу, мол, ударить со зла.
«Бандит!»
              Хадижат, возмущенно
В глаза ему плюнув, ушла.

Супа убежала, заплакав;
«Терпела я. Хватит с меня!»
Осман был похож на собаку,
Схватившую мяса с огня.

Он думал со злостью: «Ну, ладно,
Плевок возвращу я назад!»
Дыша тяжело и надсадно,
Вернулась домой Хадижат.

И выпила кружку студеной
Воды родниковой до дна.
И, будто ашуг вдохновленный,
К письму приступила она.

Как чуду, в горах Дагестана
Я сам удивлялся не раз,
Что тысячи строк безымянных
Сложили горянки у нас.

Их песни живут, словно злато,
В них каждое чувство остро.
Услышав их, я виновато
Свое отстраняю перо.

К закату в стихах сочинила
Письмо своей дочери мать.
Подругу ее пригласила
И стала его диктовать.

* * *

«На душе и тень, и свет,
Словно с двух сторон горы.
Строчки твоего письма —
Что волшебные дары.

Мне от этих строчек вдруг
Показалось, что досель
Я твою, забыв про сон,
Все качаю колыбель.

Показалось, что домой
Ты из школы без пальто
Мчишься, звонко щебеча,
Словно ласточка в гнездо.