Я наконец стянула с себя воротник и тут же выронила трубку.
— Анита, ты куда пропала?
— Да тут у меня кое-какие сложности с гардеробом.
— Чего?
— Не важно. А я зачем тебе понадобилась?
— Не знаю, кто этот убийца, но он не человек.
— Вампир?
— Ты специалист по немертвым. Именно поэтому я хочу, чтобы ты приехала, посмотрела.
— Хорошо, давай адрес, я немедленно буду. — На полочке лежал блокнот с бледно-розовыми листками, на которых были нарисованы сердечки. На конце шариковой ручки был купидончик. — Сент- Чарльз? Так я от вас всего в пятнадцати минутах езды.
— Хорошо. — Он повесил трубку.
— И тебе тоже до свидания, Дольф. — Это я сказала уже в тишину, просто для того, чтобы последнее слово осталось за мной. Я вернулась в маленькую комнатку, чтобы переодеться.
Мне предложили сегодня миллион долларов за то, чтобы я убила человека и оживила зомби. Потом эта последняя примерка в свадебном салоне. Теперь еще сцена убийства. Грязная, сказал Дольф. Похоже, у меня нынче будет очень насыщенный рабочий день.
3
Грязная, так Дольф это назвал. Мастер преуменьшать. Кровь была всюду, белые стены были забрызганы ею, словно кто-то разбил о них несколько банок с алой краской. В углу стояла светлая кушетка с причудливыми коричневыми и золотыми цветочками на обивке. Она была наполовину покрыта простыней. Вся простыня была темно-красной. Яркий квадрат солнечного света падал сквозь чисто вымытое, сверкающее окно. В солнечном свете кровь сделалась вишнево-красной и глянцевитой.
Свежая кровь на самом деле куда ярче, чем нам показывают в кино и по телевизору. В больших количествах. Настоящая кровь — в больших количествах — такая же яркая, как пожарная машина, но темно-красный на экране выглядит лучше. В самый раз для реализма.
Но только свежая кровь бывает красной, истинно красной. Эта кровь была уже старой и должна была поблекнуть, но луч летнего солнца вернул ей свежесть и блеск.
Я с трудом сглотнула и сделала глубокий вдох.
— Что-то ты какая-то зеленая, Блейк, — сказал голос у самого моего локтя.
Я так и подпрыгнула, и Зебровски засмеялся:
— Напугал я тебя?
— Нет, — соврала я.
В детективе Зебровски приблизительно пять футов росту; вьющиеся черные волосы, начинающие седеть, карие глаза, спрятанные под дымчатыми очками. Его коричневый костюм был слегка помят; на желтом галстуке красовалось пятно, которое он, вероятно, посадил за завтраком. Зебровски ухмыльнулся. Он мне всегда ухмылялся.
— Признайся, Блейк, я тебя уел. Наша крутая потрошительница вампиров собирается облевать останки жертв?
— Я смотрю, ты опять поправился, Зебровски?
— О, я убит, — простонал он и, прижав руки к груди, слегка пошатнулся. — Только не говори, что ты не хочешь моего тела так же, как я хочу твоего.
— Отстань, Зебровски. Где Дольф?
— В хозяйской спальне. — Зебровски уставился на сводчатый потолок с круглым окошком. — Если б мы с Кэти могли позволить себе такую хату…
— Угу, — откликнулась я. — Симпатичный домик.
Я вновь перевела взгляд на покрытую простыней кушетку. Простыня лежала на том, что было под нею, словно салфетка, брошенная на лужу пролитого сока. В этой картине было что-то не так. Внезапно я поняла, что именно: выпуклость была слишком мала для целого человеческого тела. Чей бы труп там ни лежал, ему не хватало частей.
Комната покачнулась. Я отвела взгляд и судорожно сглотнула. Прошло много месяцев с тех пор, как мне в последний раз вдруг стало дурно при виде сцены убийства. Хорошо, хоть кондиционер работает. В жару запах становится еще отвратительнее.
— Эй, Блейк, я вижу, ты хочешь выйти? — Зебровски взял меня за руку, будто собирался отвести к двери.
— Спасибо, но я в полном порядке. — Я смотрела прямо в его младенческие карие глазки и врала. Он знал, что я вру. Я далеко не в полном порядке, но буду.
Он отпустил мою руку и насмешливо отдал мне честь.
— Люблю крутых девчонок.
Против воли я улыбнулась.
— Иди к черту, Зебровски.
— Конец коридора, последняя дверь слева. Ты найдешь Дольфа там.
Он ввинтился в толпу. Сцена убийства всегда привлекает людей больше, чем нужно — не зевак, нет: чиновники в штатском, техники, парни с видеокамерами. Вот и сейчас дом напоминал пчелиный рой, полный бешеного движения и суеты.
Я прорезала себе путь сквозь толпу. Моя закатанная в пластик личная карточка болталась у меня на лацкане темно-голубого жакета. Это для того, чтобы полиция знала, что я на их стороне, а не просто прошмыгнула внутрь. И еще, чтобы было спокойнее носить оружие в толпе полицейских.
Я протолкалась мимо кучки людей, которые образовали пробку у двери в середине коридора. До меня донеслись отрывочные фразы: «Боже, смотри, сколько крови… А тело еще не нашли?.. Ты хочешь сказать, то, что от него осталось?.. Нет».
Я протиснулась между двумя копами. Один недовольно крикнул:
— Эй! Полегче!
Перед последней дверью по левую руку было свободно. Не знаю, как Дольф этого добился, но в комнате он был один. А может, полиция просто только что здесь закончила.
Он стоял на коленях в центре светло-коричневого ковра, положив свои толстые руки в хирургических перчатках на бедра. Его черные волосы были пострижены так коротко, что уши торчали по обе стороны его большой грубой физиономии, как две витые раковины. Увидев меня, он поднялся. При росте почти в шесть футов восемь дюймов Дольф обладал телосложением борца. Кровать с балдахином у него за спиной внезапно сделалась маленькой.
Дольф возглавлял новейшее подразделение полиции — отряд охотников за привидениями. Официально оно называлось «Специальная Команда по Расследованию и Урегулированию Таинственных Инцидентов», СКРУТИ. Эти ребята занимались любыми преступлениями, связанными со сверхъестественным. Сюда обычно ссылали всех неугомонных. Я не удивлялась, что Зебровски включили в эту команду. У него было странное и беспощадное чувство юмора. Но Дольф — Дольф был просто образцовым полицейским. Мне всегда представлялось, что он оскорбил кого-то из вышестоящих, оскорбил своей слишком хорошей работой. Только в это я еще могла поверить.
На ковре возле него лежало еще что-то, укрытое простыней.
— Анита.
Он всегда так говорит — одно слово за раз.
— Дольф, — сказала я.
Он опять опустился на колени между кроватью с балдахином и пропитанной кровью простыней.
— Ты готова?
— Я знаю, что ты молчун, Дольф, но ты не мог бы сказать, что именно я должна высматривать?
— Я хочу знать, что ты увидишь, а не то, что я тебе подскажу.
