про Айкенсена уж никак не скажешь.
– Убери оружие, мальчик. Это приказ. – Южный акцент шерифа стал сильнее – либо напоказ, либо из-за ситуации, которую создал Айкенсен. У многих акцент становится сильнее в напряженные минуты. Акцент у шерифа был не миссурийский – куда как южнее.
Айкенсен наконец неохотно убрал оружие. Но кобуру не застегнул. Напрашивался он на хорошую головомойку, но я была рада, что не мне ее ему давать. Конечно, если бы я пристрелила Айкенсена, когда он поднимал револьвер вверх, я бы никогда и не узнала, что он не давил на курок. Будь мы все копами, а Айкенсен – подозреваемым, это был бы чистый и бесспорный выстрел. Ну и ну!
Шериф Титус заложил руки в карманы куртки и поглядел на меня.
– А вы, мисс, тоже убрали бы теперь свою пушку. Айкенсен уже никого убивать не собирается.
Я продолжала на него смотреть, подняв ствол в небо. Вообще я уже была готова убрать пистолет, пока он не стал командовать. Не люблю, когда мне говорят, что я должна делать, а что нет. И потому я просто смотрела на него.
Лицо у него все еще оставалось дружелюбным, но блеск в глазах погас. Они стали сердитыми. Он не любил, когда ему бросали вызов. Ну и отлично. Пусть доставит мне удовольствие.
Остальные помощники сгрудились за спиной шерифа Титуса. У всех был угрюмый вид, и они были готовы сделать все, что прикажет их начальник. Айкенсен подошел к ним, держа руку возле только что засунутого в кобуру револьвера. Есть люди, которым никакие уроки не впрок.
– Анита, убери оружие.
Обычно приятный тенор Дольфа скрежетал от злости. Будто он хотел сказать “пристрели этого гада”, но потом трудно было бы объяснить это начальству.
Формально он мне не начальник, но Дольфа я слушаюсь. Он это заслужил.
Я убрала револьвер.
Дольф весь сделан из тупых углов. Черные волосы подстрижены очень коротко, и открытые уши торчат на холоде. Руки засунуты в глубокие карманы длинного черного тренча. Слишком легким казался этот тренч для такой погоды; правда, может быть, он был с подкладкой. Хотя трудно в одном тренче найти место и для Дольфа, и для подбивки.
Дольф отозвал в сторону Перри и меня и тихо сказал:
– Расскажите, что произошло.
Мы рассказали.
– Вы действительно думаете, он собирался вас застрелить?
Перри на миг уставился на утоптанный снег, потом поднял глаза:
– Я не уверен, сержант.
– Анита?
– Я тогда думала, что да, Дольф.
– Сейчас я не слышу у тебя уверенности.
– Уверена я только в том, что собиралась застрелить его. Я уже потянула крючок, Дольф. Слушай, что тут за чертовщина? Если уж мне придется сегодня убить копа, я хочу хотя бы знать почему.
– Я не думал, что у кого-нибудь тут хватит дури хвататься за оружие, – сказал Дольф, ссутулившись, и ткань его тренча напряглась, сковывая движение.
– Ты не оборачивайся, – сказала я, – но этот помощник Айкенсен все еще держит руку возле оружия. У него свербит вытащить его снова.
Дольф сделал глубокий вдох через нос и шумно выдохнул сквозь зубы.
– Пойдем к шерифу Титусу.
– Мы уже с ним битый час говорили, сержант, – заметил Перри. – Он не хочет слушать.
– Знаю, детектив, знаю.
Дольф продолжал идти к поджидающему шерифу с помощниками. Мы с Перри шли следом. А что еще нам было делать? Мне, кроме того, было интересно, почему это вся выездная бригада торчит вокруг, сложа руки, будто и не на место преступления приехала.
Мы с Перри заняли места по обе стороны Дольфа как часовые. Не сговариваясь, отступили на шаг назад. В конце концов, он в нашей группе лидер. Но это автоматическое построение было мне неприятно. Я бы шагнула вперед, как равная, но я ведь штатская. Я не равная. Сколько бы я с ними ни ездила, сколько бы ни сделала, я не коп. И в этом вся разница.
Рука Айкенсена туго сжимала рукоятку револьвера. Действительно он готов его на нас наставить? Да нет, даже он не может быть настолько глуп. А он пялился на меня злобными глазами, и ничего, кроме злости, в этих глазах не было. Может, он все-таки настолько глуп?
– Титус, прикажите своему человеку убрать руку от оружия, – сказал Дольф.
Титус обернулся на Айкенсена и вздохнул:
– Айкенсен, убери свою дурацкую руку от этого дурацкого револьвера!
– Она штатская. Она угрожала оружием полисмену.
– Повезло тебе, что она тебя не застрелила ко всем чертям, – заметил Титус. – А теперь застегни кобуру и сбавь тон на одно деление, а то я тебя домой отправлю.
Лицо Айкенсена помрачнело еще сильнее, но он застегнул кобуру и сунул руки в карманы пальто. Если у него там нет короткоствольника то, слава Богу, он сейчас не опасен. Хотя он из тех йэху, которые должны таскать с собой запасное оружие. На самом деле я тоже так делаю, но лишь при высоком уровне аллигаторов. Когда они не по пояс, а по шею.
Сзади нас послышались шаги по снегу. Я чуть повернула голову, чтобы, не выпуская из вида Айкенсена, посмотреть, кто там подходит.
Это были трое в темно-синих мундирах. У идущего впереди высокого человека была табличка – начальник полиции. Один из его помощников тоже был высок, худ до истощения и слишком молод для бритвы. Вторым помощником была женщина. Сюрприз. Обычно единственной женщиной на месте преступления бывала я. Эта женщина была низенькой, только чуть выше меня, худощавой, с коротко стриженными волосами под шляпой с медведем Смоки. Единственное, что я могла рассмотреть из ее внешности в свете мигалок, – бледность, бледность от глаз и до волос. Она была хорошенькой, как маленький эльф, этакая милочка. Стояла она, расставив ноги, положив руки на форменный ремень. При ней был пистолет, чуть великоватый для ее руки. Я могла бы поручиться, что ей не нравится, когда ее называют милочкой.
Она окажется либо еще одним геморроем вроде Айкенсена, либо родной душой.
Начальник полиции был лет на двадцать старше любого из своих помощников. Был он высок – не так высок, как Дольф, но где ж найти еще одного такого? У него были усы цвета соли с перцем, светлые глаза и какая-то грубоватая красота. Как у человека, который был в молодости смазлив, но возраст придал его лицу глубину и характер. Вроде Шона Коннери, который в шестьдесят лет выглядел лучше, чем в двадцать.
– Титус, почему вы не даете этим людям работать? Мы все устали, замерзли и хотим по домам.
Маленькие глазки Титуса ожили – засветились злостью. Немалой злостью.
– Это дело округа, Гарровей, а не города. Вы с вашими людьми вышли за пределы своей юрисдикции.
– Холмс и Линд были в пути, когда по радио пришло сообщение о находке тела. Ваш человек, вот этот Айкенсен, заявил, что занят и еще не меньше часа к телу прибыть не сможет. Холмс предложила, что побудет возле тела, чтобы место преступления осталось нетронутым. Мои помощники ничего не трогали и ничего не делали. Они просто сторожили место преступления для ваших людей. Что вас не устраивает? – спросил Гарровей.
– Вот что, Гарровей, преступление обнаружено на нашей земле. И нам заниматься этим телом. Помощь нам не нужна. И вы не имели права вызывать команду призраков, не согласовав сперва со мной.
Начальник полиции Гарровей развел руками, будто отмахиваясь от этой ерунды.
– Холмс видела тело. И она вызвала команду. Она решила, что люди не имеют отношения к убийству этого человека. Согласно протоколу, мы вызываем Региональную Группу Расследования Противоестественных Событий при всяком подозрении на сверхъестественное явление.
– Ну так вот, наши Айкенсен и Трой не считают, что случилось что-нибудь сверхъестественное. Медведь съел охотника, а ваша малышка подняла липовую тревогу.
