я расстегнула, но расстегивать молнию штанов на сидящем мужчине я не очень умею. Всегда немножко опасаюсь, как бы молния чего не прихватила.
— Чуть помогите, — попросила я.
Жан-Клод приподнял его, Ашер изогнулся, и молния разошлась, показав, что на Ашере темно-синие плавки из шелка. А что же еще?
Штаны с мужчины не снять грациозно. Я потянула брюки Ашера вниз по длинным ногам, сняв еще и туфли, которые оставались на нем, — носков не было, и возиться с ними не пришлось. Он лег на спину, на руки Жан-Клоду, одетый только в тонкие шелковые трусы. Мне хотелось их с него содрать. Увидеть его совсем голым — почему-то мне это было важнее всего прочего. Увидеть наконец, все ли захватили шрамы.
Я подползла вперед и лизнула край живота, так что язык прошел под резинку шелка — как раньше было с брюками. Я ощущала, как он выпирает из-под ткани, и твердость упирается мне в подбородок.
Я вернулась к правой стороне и шрамам, которые шли до середины бедра. Я лизала, целовала, покусывала, пока Ашер не вскрикнул. Тогда я поступила так же с другим бедром, опустилась ниже, пока не дошла до сгиба колена сзади, и он захныкал.
Голос Жан-Клода прозвучал почти придушенно:
— Пожалуйста, ma petite.
Я подняла глаза, все еще играя кончиком языка на самом краю коленного сустава Ашера. Глаза Ашера закатились почти под лоб. Я по воспоминаниям Жан-Клода знала такое, что могло быть известно только любовнику, — например, что Ашер любил, когда лизали под коленом сзади.
— Что пожалуйста? — спросила я.
— Пожалуйста, закончи.
Я поняла, о чем он говорит, и вернулась медленно обратно, снова оказавшись на коленях у них между ног.
Я пропустила пальцы под резинку, и руки Ашера бросились мне на помощь — сдвигать шелк вниз. Я потянула, но смотрела не на шелковые трусы, а на то, что открылось под ними.
Шрамы, стекающие с бедра к паху белыми червями, застывшими под кожей, на пару дюймов до паха не доходили...
У меня промелькнул спутанный образ со свежими шрамами, и он был изуродован...
Мне пришлось встряхнуть головой, отгоняя воспоминание. Я встретила взгляд Жан-Клода. Никогда не видела у него такого выражения растерянности, потрясения, захваченности. Никогда не видела у него на лице столько эмоций сразу. Наконец он как-то разрешился сразу смехом и слезами.
— Моп ami, что же...
— Один врач всего несколько лет назад сказал, что все шрамы на крайней плоти, и так оно и оказалось.
Жан-Клод склонил голову Ашеру на плечо, исчез в его золотых волосах и рыдал и обливался слезами.
— Все это время... все это время я думал, что это моя вина, что ты погублен, а виноват я.
Ашер протянул руку назад и погладил Жан-Клода по волосам.
— Это не было твоей виной, mom ami. Если бы ты был с нами, когда нас схватили, они бы сделали с тобой то же, что и со мной, а этого я бы не вынес. Если бы ты не был свободен и не мог бы меня спасти, я бы тогда погиб вместе с нашей Джулианной.
Они держали друг друга в объятиях и плакали, и смеялись, и исцелялись, и вдруг я оказалась лишней в своем кружевном белье в этой кровати. И на этот раз мне никак это не было обидно.
Глава 13
Жан-Клод отпустил ardeur, когда оставалось меньше часа до рассвета — до момента, когда они оба должны были умереть. Мне не хотелось оказаться под кем-нибудь из них, когда это произойдет. Но ardeur был задержан на дольше, чем мне приходилось раньше его сдерживать, и он ударил как стихия, как буря, смыл одежду с Жан-Клода и остаток одежды с меня.
Я металась на теле Жан-Клода, а Ашер — на моем. Руки Жан-Клода лежали у меня на талии, удерживая меня на месте, направляя, как ведут партнершу в танце. Одна рука Ашера опиралась на кровать, другая держала чашей мою грудь, теребила, тянула на грани боли.
Я ощутила в себе нарастающее давление, предвестник взрыва, но я еще не хотела, еще нет. Я хотела Ашера так же, как хотела Жан-Клода. Я хотела, нуждалась, чтобы он проник в мое тело.
— Ашер, прошу тебя, внутрь, внутрь!
Он отодвинул мои волосы набок и обнажил шею. Ardeur полыхал.
— Да, Ашер, да!
Во мне наполнялся теплый глубокий колодец — только секунды оставались Ашеру, чтобы слиться с нами. Я хотела, чтобы его освобождение произошло одновременно с нашим. Чтобы он был с нами.
Кажется, еще что-то мне надо было бы помнить, но все потерялось в ритме ударов тела Жан-Клода, в ритме моих бедер, в ощущении рук у меня на талии, руки Ашера у меня на груди, тугой уже до боли...
Он оторвал руку от кровати и отвел мне голову набок, держа, натягивая шею прямой длинной линией.
Будто они оба знали, знали, что собирается сделать мое тело, будто чуяли это, или слышали, или ощущали на вкус. И в тот миг, когда теплота хлынула через край, когда первые капли ее полились по коже и стянули тело узлом, Ашер ударил. Была секунда острой боли, и она тут же перешла в наслаждение, и я вспомнила, что забыла. Укус Ашера — наслаждение.
Я купалась в этой радости, пока не закричала без слов, без звука, без кожи, без костей, я превратилась в ничто, а теплота — в проливное наслаждение. И ничего больше не было.
Мы питались друг другом.
Мой ardeur пил Жан-Клода влажным теплом моего тела, через все места, где моя кожа касалась его кожи. Мой ardeur пил Ашера, поглощал его, лежащего на коже, как и он поглощал меня. Ощущение его рта, сомкнутого у меня на шее, было как ощущение капкана — ardeur высасывал его через его же рот, и он сам впивал мою кровь, ел, питался. И пока он питался, меня сотрясал оргазм за оргазмом, и так было, пока не вскрикнул подо мной Жан-Клод — через наши метки он ощущал то же, что и я.
И я знала, что Ашер выпил больше, чем нужно было бы просто для кормления. Это не должно было меня убить, но в какой-то ослепительный момент я подумала, что и не важно. Ради такого наслаждения можно молить, можно убить, можно даже умереть.
Я свалилась на Жан-Клода, дергаясь, не владея своим телом, способная только дрожать. Жан-Клод лежал подо мной, трепеща. Ашер свалился на нас обоих, я спиной ощущала его дрожь. Мы лежали, ожидая, пока кто-то из нас обретет способность двигаться, или кричать, или что-нибудь вообще. Пришел рассвет, и я ощутила, как их души скользнули прочь, тела опустели и обмякли. Я была зажата в лихорадочном пульсе их тел, и вдруг Ашер стал тяжел, а Жан-Клод полностью недвижен.
Я попыталась выбраться из этой груды, но у меня еще руки и ноги не работали как следует. А я не хотела лежать среди остывающих тел. И не могла встать. Не могла сбросить с себя Ашера. Не могла заставить тело двигаться. Сколько я потеряла крови? Слишком много? А насколько?
Голова кружилась, звенела, и я не знала, от секса это или Ашер действительно слишком много выпил. Я попыталась спихнуть его с себя — что должно было получиться, — но не смогла. Меня скрутил первый предвестник тошноты, и это уже точно от потери крови. Потрогав шею, я обнаружила, что кровь продолжает сочиться из проколов. А этого не должно было быть. Или должно? Я никогда добровольно не отдавала кровь. И не знаю, как должны кровоточить эти раны.
Я попыталась поднять руки, как при отжимании, и мир поплыл цветными полосами, тошнота грозила поглотить вселенную. И тогда я сделала единственное, что было в моих силах, — заорала.
Глава 14
Дверь открылась, и появился Джейсон. Вряд ли когда-либо в жизни я была так ему рада. Но произнести я смогла только одно:
— Помоги.
Мой голос прозвучал слабо и перепуганно, так что мне самой противно стало, но еще меня тошнило, и голова кружилась, и не от посткоитальной слабости — от потери крови.
