— Не строй из себя скромницу, Анита, этого ты не умеешь.
— Я ничего из себя не строю, Дольф, я просто ни хрена не понимаю.
И тут мне стукнула в голову мысль, но это же не может быть? Не думает же Дольф... Я посмотрела на него и заподозрила, что именно это он и думает.
— Ты намекаешь, что я беременна?
— Нет, не намекаю.
Я чуть расслабилась. А не надо было.
— Я спрашиваю: ты знаешь, кто отец, или их было слишком много, чтобы угадать?
Зебровски встал. Он был так близко к Дольфу, что тому пришлось чуть подвинуться.
— Я думаю, тебе следует уйти, Анита, — сказал он.
Дольф продолжал сверлить меня взглядом. Я бы взбесилась, если бы не была так ошарашена.
— Мне случалось раньше блевать на осмотре места преступления.
Зебровски чуть подался от стола. У него был вид человека, который знает, что по рельсам летит поезд, и понимает, что никто не успеет вовремя убраться. А я все еще не думала, что дело так плохо.
— Раньше ты никогда не теряла сознание.
— Дольф, я была больна. Настолько больна, что не могла вести машину.
— А сейчас вроде бы оправилась, — сказал он голосом низким и рокочущим, наполненным гневом, который, кажется, у него сейчас все время держался под самой поверхностью.
Я пожала плечами:
— Наверное, вирус.
— И это никак не связано со следом клыка у тебя на шее?
Я потянулась к следу, но заставила себя опустить руку. Честно говоря, я о нем забыла.
— Я была больна, Дольф. Даже мне случается заболеть.
— А на синдром Влада ты еще не проверялась?
Я медленно вдохнула, медленно выдохнула и подумала про себя — хрен с ним. Дольф явно не собирался оставлять тему. Хочет поссориться? Я могу. Черт побери, простая, от всей души перебранка с криками меня сейчас очень манила.
— Я уже сказала, я не беременна. И мне плевать, веришь ты мне или нет, потому что ты мне не отец, не дядя, не брат и вообще никто. Ты был моим другом, но и это сейчас под вопросом.
— Ты либо одна из нас, либо одна из них, Анита.
— Из кого? — спросила я, вполне уверенная в ответе, но мне надо было услышать его вслух.
— Из монстров, — ответил он почти шепотом.
— Значит, ты называешь меня монстром? — Я не шептала, но голос у меня был тихий и выдержанный.
— Я говорю, что ты должна выбирать, с нами ты или с ними. — При слове «с ними» он показал на Джейсона.
— Ты вступил в «Люди против вампиров» или в другую правую группу, Дольф?
— Нет. Но начинаю с ними соглашаться.
— Хороший вампир — мертвый вампир?
— Они и так мертвые, Анита. — Он шагнул ближе, оттесняя Зебровски. — Они вонючие трупы, у которых не хватает соображения лежать в своих проклятых могилах.
— Согласно закону, они живые существа, имеющие права и защищаемые законом.
— Может, в этом закон не прав.
С одной стороны, мне хотелось спросить: «Ты знаешь, что весь разговор записывается?» С другой стороны, я была рада, что он высказался. Если он начнет выступать как свихнувшийся расист, это поможет уберечь Джейсона. А то, что это повредит карьере Дольфа, тоже меня волновало, но не настолько, чтобы принести Джейсона в жертву. Я хотела бы спасти всех своих друзей, но если кто-то настроился на самоуничтожение, то приходится делать лишь то, что можешь. Нельзя выкопать человека из дерьма, если он не согласен сам взять лопату и тебе помочь.
Дольф не помогал. Он наклонился, оперся ладонями на стол и приблизил лицо к Джейсону. Джейсон отодвинулся, насколько позволял стул. Зебровски поглядел на меня, и я сделала страшные глаза. Мы оба знали, что, если Дольф пальцем тронет подозреваемого, на его карьере можно поставить большой и жирный крест.
— Как оно похоже на человека! — сказал Дольф. — Но все равно не человек.
Мне не нравится местоимение «оно» в применении к моим друзьям.
— И ты действительно позволяешь, чтобы он до тебя дотрагивался?
Он. Даже когда ненависть к монстрам слепит глаза, трудно разобраться, где «оно», а где «он».
— Да, — ответила я.
Зебровски стал обходить Дольфа — наверное, чтобы встать между ним и Джейсоном.
Дольф обернулся ко мне, все еще нагнувшись, слишком еще близко к Джейсону, чтобы не вызывать тревоги.
— А укус на шее — это тот кровосос, с которым ты трахаешься?
— Нет, — сказала я, — это новый. Я теперь трахаюсь с двумя такими.
Он пошатнулся, почти как от удара, и тяжело оперся на стол. Секунду мне казалось, что он сейчас свалится на колени к Джейсону, но он с видимым усилием овладел собой. Зебровски взял его за рукав:
— Лейтенант, спокойнее.
Дольф позволил Зебровски посадить себя за стол. Никак не отреагировал, когда сержант пересадил Джейсона подальше от него. Дольф не смотрел на них. Глаза, полные страдания, смотрели на меня.
— Я знал, что ты труположка, но не знал, что ты еще и шлюха.
Я сама почувствовала, каким жестким и холодным стало у меня лицо. Может, не будь я так вымотана, так выжата, я бы не сказала того, что сказала. Оправдания этому нет, кроме того, что Дольф ударил меня и я хотела ответить ударом.
— А как там у тебя проблема с внуками, Дольф? По-прежнему у тебя намечается невестка-вампир? — Я ощутила, как передернулся Зебровски, и поняла, что знала только я. — Не надо выводить из себя людей, которым ты доверялся, Дольф.
Сказала и тут же пожалела, но было поздно. Слишком, блин, поздно.
У него руки были под столом. Когда он встал, то перевернул этот стол на пол с жутким треском. Мы брызнули в стороны. Зебровски встал перед Джейсоном у дальней стены, я — в углу возле двери.
Дольф крушил мебель — другого слова не подберешь. Стулья полетели в стены, за ними стол. Наконец Дольф выбрал один из стульев, будто тот его больше других достал, и стал колотить им в пол — снова и снова.
Дверь в комнату распахнулась. Полисмены заполнили проем, держа стволы наготове. Наверное, они были готовы увидеть беснующегося вервольфа, и от вида беснующегося Дольфа застыли в дверях. Вервольфа они бы, я думаю, пристрелили с радостью, но вряд ли хотели стрелять в Дольфа. Однако схватиться с ним врукопашную тоже, конечно, добровольцев не было.
Металлический стул сложился пополам, и Дольф рухнул на колени. Комнату заполнило его хриплое дыхание, будто тяжело дышали сами стены.
Я подошла к двери и выгнала всех, говоря что-то вроде: «Все в порядке» или, там, «Все путем, вы только идите отсюда». Я отнюдь не была уверена, что все будет в порядке или путем, но действительно хотела, чтобы они ушли. Не надо им видеть, как их лейтенант теряет над собой контроль. Это пошатнет их веру в него. Мою, черт побери, уже пошатнуло.
Я закрыла за ними дверь и посмотрела на Зебровски, Мы просто таращились друг на друга — никто из нас не знал, что сказать, а тем более — что сделать.
Голос Дольфа прозвучал откуда-то из глубины, будто его пришлось вытаскивать, перебирая руками по веревке, как из колодца.
— Мой сын станет вампиром. — Он смотрел на меня с таким выражением гнева и страдания, что я понятия не имела, что тут сказать или сделать. — Ты довольна?
На его лице высыхали слезы — он рыдал, пока разносил мебель. Но он уже не плакал, когда сказал:
