Антоний с основной частью армии шел в Мидию более прямым путем через Северную Ассирию, горя нетерпением атаковать врага. Весть о его приближении с такими силами, пишет Плутарх, не только встревожила парфян, но и вселила страх в жителей Северной Индии – действительно заставила трястись всю Азию (здесь еще не забыли не только Александра Великого Македонского, но и походы его наследников: Селевка ок. 305 г. до н. э., Антиоха III ок. 210–204 г. до н. э. и других. –
Однако парфяне не сдержали слова, и, когда измученные легионеры переходили через заснеженные горы, они подверглись многочисленным нападениям жестоких племен, которые устраивали им засады на каждом перевале и следовали за ними по пятам, нападая на римлян. И помимо тысяч людей, которые были таким образом отрезаны от своих или убиты в ежедневных стычках, большое количество римских воинов погибло от холода и недоедания. Был период, когда съестных припасов не хватало настолько, что буханка хлеба ценилась на вес серебра; и именно в это время большое количество людей, съев какой-то корень, который казался съедобным, лишились рассудка и умерли. «Тот, кто съедал такой корень, – писал Плутарх, – совсем ничего не помнил и мог только двигать с места на место большие камни, что он проделывал с такой серьезностью и усердием, как будто это было дело чрезвычайной важности; и, так, во всем лагере можно было увидеть лишь солдат, которые выворачивали из земли камни и носили их с места на место до тех пор, пока, в конце концов, у них не начиналась рвота, и тогда они умирали».
На протяжении всего этого долгого и ужасного перехода Антоний вел себя чрезвычайно мужественно и стойко. Он делил все трудности со своими солдатами, и, когда войско разбивало лагерь на ночевку, он ходил от палатки к палатке, беседуя с легионерами, подбадривая и обнадеживая их. Его сочувствие и забота о раненых были сродни отношению к ним самой заботливой женщины. Солдаты обожали его; и даже те, кто был при смерти, приходили в себя в его присутствии и называли его всякими уважительными и полными любви именами. «Они хватали его за руки, – пишет Плутарх, – с радостными лицами и просили, чтобы он позаботился о себе и не беспокоился о них; они называли его своим императором и главнокомандующим и говорили, что, если только с ним все будет в порядке, они будут спасены». Много раз слышали, как Антоний восклицает: «О, десять тысяч!», словно восхищаясь знаменитым отступлением Ксенофонта, которое было даже еще более тяжелым, чем его собственное (знаменитый поход с боями 10 тысяч греческих наемников [из 13 тысяч первоначально] после проигранного их покровителем Киром [младшим] боя при Кунаксе близ Вавилона [401 г. до н. э.], где Кир был убит. Греки смогли за 1 год и 3 месяца пройти с боями около 4 тысяч километров и, разбив напоследок колхидян в 400 г. до н. э., прорваться к морю [Трапезунт, совр. Трабзон] и вернуться в Грецию. –
Наконец, после двадцати семи ужасных дней, в течение которых римляне отбивали атаки парфян не менее восемнадцати раз, римские легионы переправились через Ерасх, прорвавшись в Армению и сохранив (в отличие от Красса) знаки своих легионов с орлами в целости и сохранности. Здесь, произведя смотр своей армии, Антоний обнаружил, что потерял 20 тысяч пехотинцев и 4 тысячи всадников, большая часть которых погибла от холода и болезней. Однако их беды еще не закончились, ведь, хотя враг и остался позади, им предстояло встретить зимние холода, и переход из Армении в Сирию был полон трудностей. К тому моменту, когда армия достигла побережья, умерли еще 8 тысяч человек, и все войско, которое наконец встало на зимние квартиры в местечке под названием Белая Деревня между Сидоном и Беритом, представляло собой оборванные остатки огромного войска, которое так смело отправилось в поход прошлой весной. И все же можно сказать, что, если бы Антоний не оказался столь бесстрашным военачальником, в тех ужасных горах погибло бы гораздо больше, разделив печальную судьбу Красса и его злосчастной экспедиции (в 53 г. до н. э. из примерно 40 тысяч воинов Красса погибло 20 тысяч, было взято в плен 10 тысяч (их поселили в далекой Маргиане, совр. район Мары в Туркмении), прорвались к своим 10 тысяч. –
В Белой Деревне Антоний с нетерпением ожидал приезда Клеопатры; и тем не менее он так стыдился своего поражения и был так несчастен при мысли об ее упреках в его неудаче, что в отчаянии обратился за ложным утешением к винной кружке и каждый день допивался до состояния невменяемости. Когда же Антоний не был в бесчувственном состоянии, то нервничал и не находил себе места. Он не мог выдержать скуку долгого обеда, вскакивал из-за стола и бежал к берегу моря, чтобы осмотреть горизонт: не покажутся ли паруса кораблей Клеопатры. И он, и его военачальники осунулись и выглядели неопрятно, его солдаты были одеты в лохмотья. В таком состоянии Клеопатра и увидела их, когда, наконец, ее флот вошел в залив, привезя с собой одежду, провизию и деньги.
Глава 12
Дионис
Когда Клеопатра везла Антония назад в Александрию, чтобы тот восстановил свои силы после напряжения последних месяцев, мне кажется, она прямо заговорила с ним о его планах на будущее. По- видимому, Клеопатра указала Антонию на то, что попытки Рима завоевать Парфию закончатся неудачей и что попытка овладеть такой обширной страной с огромными ресурсами – просто пустая трата денег, людей и времени (однако Александр Великий завоевал великую иранскую империю Ахеменидов, а Селевк и Антиох III подтверждали [в той или иной степени] свою власть здесь. Последнюю попытку контролировать Иран предпринял царь Антиох III Сидет. Предварительно подчинив снова отпавшую от царства Селевкидов Иудею, он предпринял поход в Парфию, закончившийся его гибелью и разгромом сирийского войска. –