шимпанзе.
В итоге путем бесчисленных ругательств все же удалось скрутить обессилевшую дикарку. С воплем отъявленной феминистки она в последний раз вонзила зубы в мое плечо и затихла до размеренного сапа. Отбивающее непоседливый ритм сердце вошло в норму. Мышцы тела расслабились. Я вдохнул полной грудью, поморщился от только замеченной боли в пояснице, поднял измученную глупышку на руки и вернулся к подвигам.
Теперь на очереди Верджил, мой растерзанный в клочья товарищ, которому везение изменило еще при встрече с акушеркой. Вырвать с корнем толстенные цепи и подхватить подвластную ньютоновской физике тушку — занятие из числа привычных, поэтому уже через минуту я в некотором изумлении застыл на месте. Правое плечо оттягивает пусть и не совсем спящая, но абсолютно не держащаяся на ногах конфетка, левое занято тяжеловесным набором желейных костей приятеля. Ни продохнуть, ни, извините, слово вымолвить, тем более что мне усилено досаждала взявшаяся словно из ниоткуда адская боль в пояснице (дедуля там свой ножичек забыл, что ли?). С горем пополам отволок на собственном горбу хлипкую парочку в угол, свалил их в груду возле стены, оттер пот со здоровой половины лба и в отупении шлепнулся рядом на задницу, устало выпрямляя мелко дрожащие от натуги колени.
Астрид, как я и предполагал, не спала, предпочитая буравить пустым взглядом пространство впереди себя. Спустя миг к безликому взору наркоманки на стадии жесточайшей ломки добавилось раздражающее круговое покачивание. Она будто выписывала силуэтом глубинно драматичные эллипсы и, по ощущениям, начисто выпала из реальности. Габсбург на фоне своей обоже выглядел куда как оптимистичнее, даже не смотря на торчащую из брюшины заточку, которую я попросту трухнул вытаскивать.
— Кто первым раскупорит глазки и поддержит мои антисемитские* настроения, — шутливо пригрозил я, изнемогая от переизбытка тишины, — тот не получит в ухо, обещаю. Итак?
Глухо, как в бронетранспортере. Вердж дышал через два разa и полировал коньки, дабы поскорее их отбросить. Его подружка радовала очи лихо освоенной ролью шизофренички. И чего мне так везет с компаниями в последнее время?
— Ладно, сатира не удалась, — заохал я, хватаясь за нещадно ноющую спину. — Выбираться отсюда кто-нибудь вообще собирается или вся надежда на мои слабые силы?
Пускающая псевдо слюни девица, позабывшая о нормах доступной человеческой речи, жалобно уцепилась пальчиками за мою голень и трижды сжала ее. Я со злости проделал то же самое и сурово воззрился на отсутствующее выражение лица. Наконец очухался старичуля Верджил, потребовавший от моего слуха титанических трудов по части изъятия крупиц смысла в его мертвенно бесцветном шепоте.
— Увези ее, — с радостью выделил я почти единственное четкое словосочетание из числа жутких хрипов. — Подальше отсюда…дальше я…я…я сам.
— Как говорится, флаг тебе в руки и копье в известное место, — легко согласился я из нежелания заводить полемику на героическую тему. Бросить его в подобном состоянии мне не позволила бы совесть вкупе с искренними представлениями о кособокой дружбе. Так что проще поддакивать и делать все по- своему. Больше нервов сберегу.
Заручившись моей покорностью, сородич по кровососущим пристрастиям облегченно завалился набок и страдальчески засипел. Я сострадательно помог ему улечься на пол, с сомнением покосился на древко отвертки, торчащее из живота, все так же не решился прикоснуться к нему и, ползком подобравшись к голове мученика, сорвал с плеч способную пригодиться плащ-накидку Бэтмена. Ткани на нее ушло немерено, посему мне хватило и на обертывание вяло кровоточащих ран, и на платок для продрогшей Астрид. Последний широкий кусок пошел на погребальный саван генералу. С изрядной долей отвращения я доплелся до уродливо срезанного 'котелка', что пристроился под раковиной. Метким ударом кроссовка выпнул мерзость из-под скрещения ржавых труб. Мастерски
_________________________
*Антисемитизм — разновидность ксенофобии, неприязнь к евреям.
докатил это убожество до сиротливого трупа. По пути 'потерял' гадкий кислотно-зеленый парик, а после с небывалым удовольствием прикрыл сей натюрморт бархатной материей. Не из чувства прекрасного, разумеется. Мне не хотелось, чтобы кошечка еще хоть раз в жизни наткнулась очаровательными глазками на сие ничтожество.
Затем я вернулся обратно к тихо стонущему Габсбургу и его полоумной красотке, которая, к огромному моему изумлению, охотно поднялась и безропотно позволила себя увести. Жаль, не в светлое завтра. Всего лишь в кошмарное сегодня.
Без проблем одолели до сих пор открытый проем в стене. Глотнули пропащий воздух изъеденного сыростью предбанника. Я напряг зрение, чтобы немного ориентироваться в угольной темноте, различил невдалеке размеренно покатую бетонную лестницу. Ступени оказались узкими, неудобными и, что неизменно огорчало, бесконечными. Поначалу девчонка пыталась идти самостоятельно, изредка оступаясь и ища поддержки у стен. На середине нешуточного препятствия упорство ей отказало, и мне выпала честь безотказно работающего лифта. И все бы ничего, вот только рана в позвоночнике, нанесенная дедулей Волмондом, с каждым проделанным шагом становилась глубже и явственнее. Мне с трудом удавалось дышать. Обезображенное лицо взмокло от чрезмерной нагрузки. Руки заходили ходуном, точно у алкоголика со стажем. Мышцы свело судорогой. В горло воткнулась жажда. Желудок скрутило голодным спазмом. А рядом она, такая мягкая, теплая и бьющаяся яремная вена. Соблазняет. Дразнится. Рушит бесхребетные моральные барьеры. Ей нет дела до того, что испытывает душа по отношению к этой девушке. Ей плевать, какое похвальное число раз я готов умереть за это создание.
Но я сдержался, потому что в черепную коробку забрались совсем уж глупые сравнения. Им удалось купировать вожделение яркими образами. Вот, к примеру, я, обычный смертный, видящий кровь лишь на экране телевизора или на службе (давнишняя мечта — выучиться на патологоанатома, ведь здорово всю смену возиться с кишками!), приобретаю, значит, в булочной бублик на последние медные гроши. В животе урчит, есть охота до отключки безусловных рефлексов и так далее. И вдруг, о, боже, влюбляюсь в ватрушку! Приношу домой, обустраиваю мучное изделие в хлебнице, периодически сую его в холодильник для лучшей сохранности, читаю стихи, пою серенады…Ох, и почему у вампиров все не как у людей? Описанный выше случай в цивилизованном обществе находится за гранью фантастики. У нас же это в порядке вещей. Ну и похабщина, честное слово! А истоки меж тем таятся в статистике. Среди моих нестареющих знакомых насчитывается всего одна женщина, да и та с легкостью потянет на бравого мужика, за исключением, разве что, половых признаков. В остальном бой-баба и плохой пример для подражания. Процесс обращения отбирает сильнейших. Душевная тонкость ему не по нраву.
За нравственными препонами поиски выхода пронеслись незаметно. Синдром Габсбурга, так я называю приступы повышенной задумчивости, не дал мне разобрать шепота внезапно оживившейся крошки. Ее невнятное бормотание о родителях, надобностях и 'Лео, пожалуйста' я оставил без внимания, как и попытки вырваться из рук. Слезы тоже не возымели эффекта. Воспринимать ее затянувшуюся истерику всерьез никто не собирался. Куда важнее мне было поскорее достать машину, запереть в ней потерявшую всякий разум девицу и возвратиться к другу. Желательно с литром свежей донорской кровушки, которая в считанные мгновения подымет его самовлюбленную королевскую персону на ноги.
К дверям я вышел методом научного тыка, вдоволь нашлявшись по бескрайнему лабиринту из лестниц и этажей, а на улицу выбрел и вовсе с осознанием пьянящей свободы. Мол, все закончилось. Лео вновь спас кучу неблагодарных нахлебников. Ай да умница! Ай да Человечище! Ну или Вампирище, если брать за основу факты.
На горизонте алела заря, пожалуй, самая живописная на моей памяти. Тусклый черный небосклон прорезало оранжевое марево восходящего солнца. Клубы сливочных облаков окружали безлюдный пустырь, простирающийся на сотни ярдов вокруг. Жухлая трава блистала инеем. Редкие камни на глинистой почве утробно хрустели под натиском подошв. Виднеющиеся вдалеке деревья с обнаженными остовами веток лениво покачивались в такт беспорядочных вихрей ветра. Одним словом, красотища.
Любопытно узнать, в какой стороне находится шоссе? В столь ранний час по звукам мне вряд ли удастся определить расположение автострады, да и таланта, если честно, не хватит. Помимо постылого сердцебиения Астрид, ее же нескончаемого шепота и собственных немых жалоб о возрастающем аппетите
