его интонации взлетели вверх на такую недосягаемую высоту, что мы с Астрид поспешили перевернуть страничку и с мольбой в глазах одновременно ткнули пальцами в плохо сохранившееся изображение мужчины в безукоризненной пиджачной паре.
— Это мой папа, — совсем иначе пояснил мальчишка, привнесший в голос те же теплоту, искренность и радость, что всякий раз непроизвольно возникали в нем при разговорах об Астрид. Я улыбнулся, потрепал друга по плечу и чуть прищурился для проведения сравнительного анализа.
Плантатор д`Авалос однозначно был влиятельным сеньором. Тяжелые надбровные дуги, выпуклый лоб, свидетельствующий о большом уме и негласном упрямстве. Последнее качество его сын унаследовал в полной мере, хотя и с мозгами у парнишки полный порядок. Глаза рассмотреть нам так и не удалось, а вот нос, губы и подбородок с поразительной точностью совпадали с прообразом. Те же широкие крылья носа, доходчиво повествующие об алчной натуре. Те же четкие контуры губ и женственная челюсть, редко встречающаяся у представителей сильного пола.
— А это моя нянька, — не меняя преданного тона, сообщил Лео, когда мы опустили взгляды на нижнюю карточку, — и я.
На фото жгучая брюнетка, всю красоту которой не мог передать ни этот пожелтевший снимок, ни сотни современных камер с тысячной палитрой цветов, по-родственному обнимала степенно плачущего мальчугана лет восьми. Толстощекий увалень одной рукой держался за подол простецкого платья женщины, а второй придерживал за нитяные космы страшноватую тряпичную куклу. Причины истерики нам, к сожалению, не раскрыли, после чего раздраженно велели заканчивать эти нудные посиделки и отправляться по постелям.
Мой расписанный под солнечную лужайку ангелочек рискнул было оспорить всеобщее решение, но быстро потерпел неудачу и с тоской поплелся готовиться ко сну. По такому случаю я вооружился одолженной у Лео свежей пижамой и, не дожидаясь приглашения, шмыгнул в уборную вслед за девушкой.
— Не помешаю, сладкая? — вежливо осведомился я.
— Нет, что ты, — торопливо буркнула она в ответ, зачерпывая ладонями новую пригоршню воды из- под крана, чтобы смыть с лица пузыристый слой пены. — Проходи.
Я покорно встал сбоку от раковины, опершись плечом о приятно прохладный кафель стены, и в нужный момент протянул малышке полотенце.
— Я отвез твоих родителей в больницу, — слишком черство ляпнул я, не имея ни малейшего представления о том, как должно выглядеть начало нашего разговора после всего случившегося. — Они в порядке. На Кирстен пара царапин, Ник и вовсе почти невредим. Спрашивали о тебе, кстати, — вконец сконфузился я и замолк.
— Спасибо, Джей, — натянуто поблагодарила Астрид и с утроенным усердием взялась тереть махровой тканью и без того сухие щеки. Я заподозрил неладное и мягко развернул ее к себе за плечико, потом вытянул из рук никчемную тряпицу и с немым ужасом уставился на то, что столь тщетно силилась спрятать девочка. Синяки, рассечения и опухоли, те самые, о которых я за ворохом собственных проблем успел позабыть. Те, что были замечены мною еще в подвале психиатрической лечебницы. Жуткие кровоподтеки, весь вечер скрывавшиеся под предательскими слоями грима. Лиловые, попросту черные и темно-зеленые.
— Астрид, маленькая моя, — сострадательно прогудел я, осторожно приподнимая изувеченное личико за подбородочек. — Зачем же ты прячешься от меня? Хочешь верь, хочешь нет, но я их совершенно не замечаю. В моих глазах ты все та же самая очаровательная и милая глупышка, какую я любил, люблю и буду любить вечность, — потешил я ее нежные ушки частичной ложью, относящейся к первой части фразы. Разумеется, я не мог не замечать подобного рода травм. — Иди сюда, мой зверек.
Раскинутые в разные стороны руки давно воспринимались нами обоими как решающий шаг на пути к обретению нерушимой гармонии. Стоило птенчику устало сложить хрупкие ладошки на моих плечах и добровольно расстаться с опорой под ногами, я сжал ее талию непомерно огромными ручищами и без труда оторвал от пола это обласканное богами создание.
Поистине странная штука любовь, притом не абы какая, а именно любовь вампира к человеку. Фактически это два полярно разных чувства, сплетенных в сознании воедино. Иногда меня влечет в ней женщина. Красивая, страстная и мудрая обольстительница, сумевшая заткнуть за пояс толпы более опытных прежних любовниц. Рядом с ней я без сожаления теряю рассудок и волю. Ради нее я совершу невозможное.
Но порой меня прельщает сладко дремлющий в ней ребенок. Несмышленый, несамостоятельный, ранимый и чертовски беззащитный. Мне хочется заботиться об этом малыше, хочется беречь его как зеницу ока, помогать умываться по утрам, переодевать, кормить с ложечки завтраком, заплетать волосы…В полной мере я еще не удовлетворял эти спонтанные желания из боязни выглядеть сбрендившим идиотом, однако они посещают меня всё чаще и чаще. Вероятно, так случается с теми, кому не довелось испытать прелести отцовства. Ведь в суровой реальности нас разделяют не восемь лет, а неполные семь десятилетий. Не думаю, будто столь весомая разница не оставляет на отношениях своего неизгладимого отпечатка.
Вот и сейчас я чувствовал себя скорее старшим братом, нежели влюбленным мужчиной. Опутывал пальцами встрепанный стог волос, мерно раскачивался на месте, убаюкивая растерзанное на части сознание, искал предлог для начала разговора и мысленно расписывался в бесхозности. Как объяснить ей неизбежность смерти? Какими словами обрисовать ситуацию? Покаяться ли в получении приговора? Или опрометчиво лгать, зная наперед, что час истины все равно наступит?
Наверное, я до рассвета блуждал бы по непролазным чащам из собственных опасений, недомолвок и страха, если бы не обратил внимания на пудовую усталость, обуявшую Астрид. В ту же секунду я решительно направился к двери спальни.
Постель уже была разобрана. У изголовья высилась притягательная горка взбитых пуховых подушек. Ярко-алое стеганое покрывало покоилось в ногах. Воображение умилял заботливо одернутый уголок воздушного по легкости одеяла. Правда, эти слезливые детали не относились ко второй половине огромного матраца, чьи пружины машинально прогнулись под тяжестью тела владельца. Лео, надо полагать, в угоду своему гадкому характеру и неугасающему желанию вывести меня из равновесия, по-хозяйски развалился на кровати, разумеется, впритык к предоставленному лежбищу для Астрид.
— На клей наступил, а, Вердж? — проявил стервец притворную каплю сочувствия. — Или врос ножками в досточки? Так не беда! Мы тебе ступни, того, спилим и топай дальше на здоровье!
Я не сумел подобрать в ответ достойной колкости потому, что в деталях рассматривал очередной маскарадный наряд пронырливого мальчишки. Сланцы, бермуды из парусины радующего глаз песочного оттенка, безразмерная рубаха дикого фасона, именуемая в народе 'гавайка', и соломенная шляпа с завидно широкими полями. Недоставало лишь расколотого кокоса с трубочкой, кубинской сигары и аллеи кактусов на горизонте. В остальном этюд 'мексиканец на отдыхе' удался на славу.
— Кыш отсюда! — разъяренно махнул я рукой, сгоняя вампира с насиженного местечка. — В течение следующих двенадцати часов ты и на пушечный выстрел не приблизишься к спальне, усек? У всего есть границы. К моему терпению эта непреложная истина относится в первую очередь. Брысь, я сказал!
Лео презрительно сощурился, собирая у лба и переносицы сетку мелких морщинок, и зажженным фитилем взметнулся над кроватью, чтобы спустя короткий миг внезапно возникнуть у меня за спиной и издать весьма неприличный звук.
— Зануда, — с непревзойденной обидой поделился он метким наблюдением. — Плесневелый, гадкий и опоротый розгами узурпатор! Таково мое мнение, — капризно припечатал невзрослеющий с годами подросток и с крейсерской скоростью вымелся в гостиную.
Я вздохнул, аккуратно поправил чуть съехавшую с плеча голову давно спящей Астрид и принялся укладывать этот пышущий нежностью комочек под одеяло. Когда многоходовая процедура завершилась, я погасил весь имеющийся в спальне свет, плотно задернул портьеры и присел на самый краешек постели, любуясь результатом. Мы ведь так и не поговорили. Оно и к лучшему. Неразумно бередить раны в момент наивысшей боли. Логичнее дать им затянуться, огрубеть…
— Ты там умер, что ли? — прервал мои думы свистящий шепот, льющийся сквозь тоненькую щель в приоткрытой двери. — Давай, счастливчик, цоб цобе! Кам хеа*! Бросай обузу!
Понося ликующий вид приятеля всеми известными миру ругательствами, я украдкой выскользнул из
