— Тсс, — предупреждающе шикнул я, придвигаясь ближе, чтобы не заставлять ее напрягать голос. — Все хорошо. Я бы с удовольствием поцеловал тебя для начала, но боюсь даже прикасаться к тому, что раньше было самыми сладкими на свете губами. Опять твоя неуклюжесть, да?
— Почти, — грустно подтвердила она, — но правильнее назвать это моей глупостью. Обещай, что выслушаешь меня до конца? И не будешь злиться.
— Конечно, моя маленькая, — необдуманно попал я в плен собственного слова.
— Это сделал Лео, — после долгого молчания, показавшегося мне конкурентоспособным противником вечности, произнесла девушка. — Он велел передать тебе, что больше не потерпит угроз, и в следующий раз я так легко не отделаюсь.
— Что? — подумал я, будто ослышался. — Что значит, это сделал Лео?!
— Ну, в смысле губы и синяки на спине, — безразлично разъяснила Астрид специально для жирафов, вроде меня. — Теперь придется очень многое объяснить родителям, а я даже…
— Губы и синяки? — я сам не заметил, как подскочил на ноги. — Значит, губы и синяки, да?! Синяки…эта тварь прикасалась к тебе? Отвечай! Да или нет?
— Да, — сдавлено пробормотала малышка, бледнея пуще прежнего.
Но мне уже было не до этого. Я во все глаза смотрел на распухшие от зверских укусов губы и медленно сжимал и разжимал кулаки, припоминая все, о чем узнал за свой недолгий век. Вампиры равнодушны к физической боли, потому что тело фактически мертво, но если воспользоваться чем-то острым, предварительно смоченным в 'крепком' растворе соли, а затем несколько раз провернуть длинное лезвие против часовой стрелки…Так, в душе поднял голову отъявленный маньяк, что сыграет мне на руку, но чуть позже. О какой угрозе говорила Астрид?
— Не знаю, Джей, — испуганно вскрикнула девочка, должно быть, находя мое эмоциональное состояние опасным для общества. Собственно, так оно и было, вот только ей я никогда не сделаю ничего плохого. — Он сказал вроде, что не потерпит угроз. Или…да, сейчас попробую вспомнить дословно, только перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, я тебя умоляю.
Я послушно ткнулся носом в одеяло, прижимаясь лбом к мелко подрагивающей ладошке, и обратился в слух.
— Кажется, звучало это так: 'если получу еще хоть одну угрозу, то закончу то, что начал сегодня. Поверь, это будет больно, мучительно и очень медленно', - неохотно поделилась она со мной ужасными воспоминаниями, после чего отвернулась к стенке и на мгновение закрыла глаза, позволяя двум крупным слезинкам скользнуть по щекам и упасть на подушку.
Черт возьми, ахинея какая-то! Неужели Леандр принял за угрозу наш непродолжительный обмен 'любезностями', состоявшийся у дома Астрид? Если так, то он еще больший тугодум, чем мне казалось! Почему вдруг начал действовать именно сейчас, а не выкинул нечто подобное раньше?
'Правильно, сынок, до вчерашнего дня ты был рядом почти безотлучно', - живо подбросил мне ответ рассудительный внутренний голос, в то время, как в голове прокручивалась лента описанных событий. Эта мразь трогала мою девочку, прикасалась к ней своими грязными лапами, рвала и кусала нежные губы, оставляла синяки на теле, к которому даже я боюсь притронуться…Что он ей пообещал? Закончить начатое? Черта с два! Я с удовольствием отрежу все нужные в этом нехитром деле органы!
Начнем со здравых идей. Уйти сейчас я не могу, только не после того, как заставил вновь пережить случившееся и без того напуганную до обморока девочку. Забрать ее из больницы и отвезти к себе тоже не вариант, только подозрений в киднеппинге мне для полного счастья не хватало, а уж старшие Уоррены сумеют раздуть из мухи слона. То-то моим адвокатам потеха будет отбиваться от букета статей, в числе которых и похищение, и попытка совращения несовершеннолетней, и нанесение морального вреда психологии несформировавшейся личности, и жизнь под чужим именем и с поддельными документами. Журналисты взвоют от восторга! Остается сидеть здесь, скрывать свою ярость от проницательных глаз и дожидаться приезда обеспокоенных родителей, ради которых собственноручно придется вылепить занятную сказочку…Кстати, при чем тут бросивший парень?
— Да я просто не знала, что сказать врачам, — впервые за истекший час улыбнулась моя девочка. — Все кафе видело, как он…ну, ты понимаешь…а потом он уехал, и я вдруг ударилась в рыдания.
— Постой, все видели и никто не попытался тебе помочь? — внутренне обрадовался я перспективе увеличить число жертв с одной единицы до двух десятков. Мечта вампира в действии, черт возьми! — И почему ты никому не сказала правды? Он ведь хотел…
На последней фразе я задохнулся от накатившей черноты из ненависти и злобы, и посильнее сцепил зубы, боясь с минуты на минуту взорваться.
— А что полиция может сделать с вампиром? — задала мне Астрид риторический вопрос. — И все видели лишь то, что хотел показать он. Я даже вдохнуть боялась, думала, он окончательно разозлится и перегрызет мне шею прямо там, на глазах у всех.
— Клыки коротки, — прошипел я. — Откуда ты знаешь, что он вампир?
— Догадалась, — грустно засмеялась малышка. — А они правда есть? Ну, клыки. Джей! Покажи, пожалуйста!
В другой раз я бы с удовольствием умилился очередной демонстрацией природной непосредственности, но сейчас настолько вымотался и разозлился, что просто оскалил зубы и наглядно указал на главное заблуждение человечества — мы не саблезубые тигры! И резцы у нас не торчат! И Дракула не был вампиром! И фамилия у него не склоняется, он Дракул, и никак иначе. И я ненавижу этот чертов мир, в конце концов!
В десять утра в палату вошли родители Астрид, и в выражении их лиц мне удалось прочесть две эмоции: беспокойство и удивление. Высокий широкоплечий мужчина, явно неравнодушный к тяжелой атлетике, в течение нескольких секунд рассматривал пальцы своей дочери, надежно переплетенные с моими, и после серии расслабляющих выдохов улыбнулся. Женщина с небрежно собранными в пучок на затылке волосами, в которых без труда узнавались чудесные, искрящиеся на солнце локоны дочери, нервно переводила взгляд с меня на мужа, очевидно ожидая непредсказуемой реакции последнего, а затем подошла ко мне.
— Зовите меня Кирстен, — с искренним радушием попросила она, — Астрид очень много рассказывала нам о вас, Джей. Поверьте, только хорошее.
— Я и не сомневался, мэм, — со всем почтением произнес я, вежливо поднимаясь со стула и на секунду поднося к губам бледную ладонь с тонкими аристократичными пальцами, неожиданно напомнившими мне ухоженные руки матери. Особенно поразил едва уловимый запах лаванды, исходящий от ее кожи. — Астрид обо всех говорит только хорошее. Надеюсь, ваш муж простит мне наглость восхититься вашей красотой, — и тут я ничуть не слукавил. Для женщины сорока лет она выглядела просто потрясающе, а уж матушка-природа с тщанием наделила ее шармом и даже некоей исключительностью. Такие огромные, немного раскосые глаза выразительного оттенка сверкающего изумруда я встречаю второй раз в жизни.
Слегка смутившись аляповатостью моего комплимента, Кирстен улыбнулась лишь уголками губ и перевела все свое внимание на дочь, засыпая ту вопросами о самочувствии.
— Николас, — сухо представился мужчина, обмениваясь со мной крепким рукопожатием. — Вас не затруднит выйти со мной в коридор?
Разумеется, не затруднит. Я ожидал чего-то подобного, отцы всегда очень ревностно относятся к ухажерам своих дочерей, подозревают их в нечистоте помыслов и часто небезосновательно, нужно заметить.
— Конечно, — согласился я, на мгновение поворачиваясь к затаившей дыхание девочке. — Тебе чего-нибудь хочется?
— Чашку горячего шоколада с кусочками зефира, — после недолгих раздумий ответила она и украдкой переглянулась с отцом, по всей видимости, беззвучно прося быть его помягче.
Я кивнул и с извинениями, предписываемыми этикетом, двинулся вслед за накачанной фигурой старшего Уоррена. Насколько мне удалось понять из рассказов Астрид, у них с отцом довольно теплые отношения, а значит беседа будет проходить в предупреждающем ключе. Не вздумай обидеть, расстроить, огорчить и причинить боль, иначе… Дальше могли быть варианты.
