Действительно, мачта, почти лежавшая на песке, отчётливо пошла вверх. И, не успел я отметить этот факт, как когг вдруг резко рванулся на днище, мачта описала дугу… и корабль встал на дне всё ещё продолжающего заполняться водоёма, поднимаясь вместе с водой.
Крепкий. Крутобокий. Наш собственный.
Дружным воплем радости разметало и закружило птиц. В воздух полетели не только головные уборы, но ещё краги, а следом — Джек, Иван и даже Михель, которого качали очень аккуратно, но с энтузиазмом. Олег Крыгин добрался до кормы, закрытой плетёнкой, а Ленка, прицелившись, с истошным воплем метнула в борт глиняный сосуд с заранее приготовленным пойлом из каких-то ягод, заорав:
— Нарекаю тебя — 'Большой Секрет'!
Олег сбросил щит-плетёнку, открывая им самим вырезанные из бука и прибитые на корму буквы названия. Потом, переваливаясь по ходящей под ногами палубе, пошёл к мачте и взялся за фал. Значительно посмотрел на нас.
— Тихо! — заорал я. — Да тихо же! — и, подтянувшись, выхватил из ножен палаш, отдавая салют.
Вразнобой, но решительно засверкали обнажаемые клинки. Олег, вскинув лицо вверх, вздохнул (видно было, как резко поднялась и опустилась его грудь) и начал медленно перебирать фал руками.
Вверх поползло белое полотнище с алым разрывчатым колесом свастики. И я почти не удивился, услышав сильный, звонкий и торжественный голос Игорька Басаргина:
И я, уже не прислушиваясь ни к чему и не обращая ни на что внимания, подхватил, задыхаясь от странного чувства, неожиданно стеклянным голосом:
И только краем уха уловил — поют все.
— Олег, проснись!
— Гос-по-ди-и!!! — заорал я, вскакивая. — Да как же вы мне надоели!!!
Вокруг поднялись несколько голов. Физиономии были недовольными.
— Ты чего орёшь? — спросила голова Андрюшки Соколова, прежде чем рухнуть обратно.
Снаружи, кажется, было ещё почти темно. Меня будил Ясо. Волосы у него мокро блестели. Он что-то начал говорить, но от волнения по-гречески, и я уловил только 'море', 'доска', 'человек'…
— Да погоди, погоди! — я дёрнул его за рукав. — Что случилось?!
— Я же говорю! — он изумлённо заморгал, потом хлопнул себя по лбу: — А, да… Доску, доску прибило к берегу, а к ней парень привязан, мы с Арнисом за ним в воду лазали… Он что-то важное сказать хочет. И, кажется, он русский.
— Да хоть немецкий, — я начал влезать в штаны. — Вы почему его сюда-то не принесли, умники?!
— Он умирает, князь, — серьёзно и печально сказал Ясо…
…Удивительно было не то, что парень умирал. Удивительно было, что он до сих пор жил. Не знаю, сколько его носило в, мягко сказать, прохладной мартовской воде, но она обкатала его, словно камень- гальку. Я никогда не видел у человека такого гладкого и синего тела, словно разбухшего изнутри, в которое врезались витки верёвок, надёжно притянувшие его к доске. Он сам себя привязал к этому широкому и длинному куску, или кто-то постарался, но сделали это умело. Рослый, широкоплечий мальчишка был, кажется, моим ровесником. Длинные русые волосы смёрзлись в сосульки.
А слева в боку торчала рукоять глубоко вошедшей толлы. Арнис как раз резал верёвки, когда мы подбежали.
Я помог перевернуть парня. Холодно ему, кажется, уже не было, но глаза в стрелках слипшихся ресниц смотрели неожиданно ясно и были похожи на кристаллы чистого льда.
— Потерпи, — сказал я, — мы сейчас тебя перетащим…
— Не надо, — он правда говорил по-русски. — Мне уже не помочь… я себя не чувствую… два дня на доске… Мне нужен князь Олег.
— Олег — это я, — я наклонился к нему. — Кто послал тебя?
— Ты не знаешь его… это князь острова Змеиный Ярослав… — мальчишка смотрел, не отрываясь, мне в лицо. — Я плыл на нашей второй ладье, но в устье Дуная негры напали с лодок… Нам рассказал о тебе Тиль…
— Тиль ван дер Бок? — спросил я. Мальчишка с трудом наклонил голову.
— Да… он просил, чтобы вы пришли на помощь… ради того случая, когда он помог в Карпатах… он будет ждать на Змеином… Ниггеры рвутся на Кавказ… остановить… помоги остановить… я выполнил свой долг… я… умираю… Олег, пожалуйста… встань… встань с нами…
Он выдохнул и вытянулся на доске.
Положив ему на лицо ладонь, я закрыл мёртвому глаза. Потом поднялся и, посмотрев на Ясо и Арниса, сказал:
— Похоже, плавание на запад откладывается. У нас появились срочные дела в другой стороне.
