Лицо Мэтта осветилось напряжением. Я почти ощутила, как вопросы бьют ключом на поверхность.
— Мы закончили. Распишись вот здесь, что мы предлагали тебе ехать в больницу, это на тот случай, если что-то пойдет не так с твоей рукой, что точно и будет.
Я подписала и выпрыгнула из машины скорой помощи.
— Прошу прощения, что я такая заноза в заднице.
— Когда «здоровяк» войдет в лес, постарайтесь, чтобы его не съели, — сказала она.
— Постараюсь, — откликнулась я, «а я так и сделаю», но так как моя рука начинала болеть от быстрого исцеления, я бы не смогла бы стараться уж слишком усердно. Ньюмэн позволил Рэборну отговорить себя от повязки. «Я тоже когда-то была новичком, но не настолько „зеленой“. Может это все были мужицкие закидоны, и я никогда не понимала такого идиотизма, или я просто сужу с женской точки зрения». Руку у меня стало дергать, это мускулы начали бороться друг с другом, срастаясь вместе. Со мной такого не случалось с тех пор, как я впервые заразилась ликантропией. Дерьмово. «Может Ньюмэн был и не намного глупее меня. Думаю, я все же попытаюсь не дать его съесть. Черт возьми».
Глава 23
Ньюмэн упал в обморок, но я позаботилась о том, чтобы его ничто не съело. Мы забрались уже далеко в лес, когда он стал заваливаться. «Это он еще довольно долго продержался». Я осталась около него, стоя посреди деревьев, шатающихся от ветра. Остальные полицейские продолжали прочесывать лес, но я видела другую сторону дороги и была вполне уверена, что никаких монстров они не найдут. Арлекин сбежал. Либо они все еще стараются держаться в секрете, не показываясь перед таким количеством копов, либо они не ожидали, что Эдуард носит с собой ракету, после чего, они решили еще раз обдумать свои планы. «Думаю, они недооценили нас обоих — да, черт возьми, всех нас». Я глянула на Ньюмэна — ничком, лежавшего на земле. Детектив Лоренцо зажимал свой пиджак на ране Ньюмэна, пытаясь замедлить кровотечение. Куртку он оставил, так что по надписи на ней можно было понять, что он из полиции, но все равно было холодно. У меня даже руки немели. «Разве холодные летние ночи это не оксюморон?[8]»
Напарник Лоренцо — детектив Джейн Ставрос, помогала мне охранять двух мужчин — того, который был без сознания, и другого, который склонился над раненым.
Полицейская ветровка колыхалась на худеньком теле Ставрос. Брючный костюм, который выглядывал из-под нее — был дешевый, черный и слишком велик. Она была почти метр восемьдесят ростом в своих огромных и уродливых ботинках из дубленой черной кожей. Если бы она была одета получше, я могла бы подумать, что она профессиональная модель, только слишком худощавая для своей костной структуры из-за постоянных диет, так, что она выглядела голодной. И словно эти диеты лишили ее всех округлостей, так что она выглядела как мужик. Ее прямые темные волосы были собраны в хвост. Некоторые женщины на такой работе пытаются одеваться как мужчины, походить на мужчин, претворяясь, что они не женщины. Я не встречала ни одной женщины, которая продержалась бы на работе детектива достаточно долго, чтобы обзавестись бронежилетом. Может она была новоиспеченным детективом; иногда это снова может вызвать старые проблемы. Но дело было не только в мужской одежде — она сама была неряшливой, как будто только что встала с кровати и по ошибке одела, чье-то шмотье. Ей все было не по размеру, словно она была не в своей шкуре.
Но держала свой пистолет, как будто знала, что делала и следя за тьмой и прикрывала своего напарника. Она ничего такого не сделала, чтобы заставило меня думать о ней хуже, «ну кроме чрезмерной покупки мужских вещей, но кто я такая, чтобы придираться? Но в ней все-таки что-то было свербящее, как будто ей всегда чего-то недоставало. Недоставало еды, любви, ценностей». Над ней темным облаком клубилась атмосфера изнуренной усталости и осторожности. Это было интересное сочетание — десятилетней усталости копа с неврозом, который к тому времени должен был бы уже пройти, как, если бы она уже все повидала, но вместо того чтобы заскучать — она испугалась.
Эдуард ушел вперед со строевыми войсками, потому, что мы хотели, чтобы один из нас был с группой; кроме того, моя правая рука не так хорошо слушалась. Моя правая рука, ведущая в стрельбе, дергалась так сильно от чрезвычайно быстрого заживления, что я не могла использовать ее для стрельбы. Такие моменты, как эти, и послужили причиной, того, что я практиковалась делать все левой рукой. Левой у меня все получалось не так, как правой, но все же — лучше, чем просто «хорошо», и это мне только на руку. Я забыла, насколько сильной бывает боль, когда мышцы борются друг с другом, как если бы моя рука воевала сама с собой. Небольшой секс препятствовал бы этому, но я была упрямой, да, и к тому же, вмешался красный тигр Арлекина, но я никогда не должна была бросать кормиться в течение многих дней. Это было глупо, но в Сиэтле пока не было никого, чтобы меня покормить. «Ладно, никого, на ком бы я хотела кормиться». Это была плата за мое правило «никаких незнакомцев». Моя рука так сильно дергалась, что больше не могла держать MP 5 в положении для стрельбы.
— Что с твоей рукой? — спросила она.
— Я исцеляюсь быстрее, чем мускулы успевают встать как надо.
Она взглянула на меня с сомнением. Уже было, достаточно предрассветных лучей, чтобы я разглядела выражение ее лица.
Лоренцо сказал: — Ты ранена сильнее, чем делаешь вид, Блейк.
Я пожала плечами и просто сосредоточилась на дыхании — из-за боли в руке мне приходилось постоянно бороться с собой.
Рэборн, бродящий позади нас среди деревьев, сказал: — Их здесь нет, Блейк.
— Скорее всего, нет, — согласилась я.
Он положил винтовку на плечо, так что дуло было направлено на небо.
— Такое подергивание означает, что у тебя повреждены нервы. Тебе нужно поехать в больницу, когда они заберут Ньюмэна.
— Ты извел Ньюмэна, что он отключился, но меня отправляешь в больницу? Зачем, чтобы потом сказать «Посмотрите, она же просто слабачка?»
Я наблюдала за холодным выражением лица Рэборна в свете зари, но не смогла его расшифровать. Он смотрел на мою руку. Она вздрагивала в непрерывном танце мышц. Боль была душераздирающей, и только гордость не давала мне поскуливать и разреветься.
— Я не знал, что тебе так больно, Блейк.
— Ты не спрашивал, — сказала я.
— «Скорая» уже почти на подъезде, поезжай с Ньюмэном в больницу. Никто не подумает о тебе плохо.
— Я же тебе сказала Рэборн, мне все равно, что ты обо мне думаешь.
Теперь я смогла прочитать по его взгляду — он был зол. — Ты просто не уступишь и дюйма, не так ли?
Эдуард подошел сзади к Рэборну и сказал: — Это не лучшее ее качество.
Рэборн передвинулся так, чтобы видеть всех нас: — Она бы больше преуспела, если бы была более гибкой.
Эдуард кивнул, улыбаясь Тэдовской улыбкой, приподняв шляпу со лба, его Р 90 был направлен в землю. — Могла бы, если была бы более гибкой, но она скорее будет кричать от боли, вместо того что бы обследовать лес выполняя свою работу.
Рэборн казалось, на секунду задумался о чем-то, а потом просто покачал головой: — Все вы старые охотники — упрямые ублюдки.
Я улыбнулась на это. Рэборн старше меня, по крайней мере — на несколько десятилетий, но я старый охотник. Затем мышцы попытались скрутиться в узел, и меня прострелила боль, ослепляя, и прошибая в пот.