Он посмотрел на меня потемневшими глазами, темнее, чем я когда-либо видела, как грозовые тучи. Он был зол, но вряд ли он злился на меня, скорее на все сразу.
– Пожалуйста, Холод...
Он сдернул пиджак слишком резко и поморщился от боли. Темными грозовыми глазами посмотрел на Дойла:
– Непростительно, что мы дали выстрелить этому смертному.
Я забралась на сиденье Холода, чтобы разглядеть рану.
– Рубашка мешает.
Он ухватил рукав и оторвал его по шву.
– Если бы я выстрелил первым, полицейские могли заявить, что он и не собирался стрелять.
– То есть ты нарочно дал ему выстрелить? – Холод не верил своим ушам.
Удивился не он один. Мне объяснение тоже показалось странным. Наверное, я слишком сильно сжала руку Холода, он зашипел сквозь зубы. Я пробормотала 'Прости' и занялась раной. Пуля прошла навылет. Рана казалась чистой, и кровотечение уже замедлилось, почти прекратилось.
– Пулями нас не убьешь, а Мерри ты надежно прикрыл. Ее он не достал бы.
– И ты дал ему подстрелить Холода, – заключила я. Вот теперь у меня кожа похолодела. Словно страх наконец меня догнал. Будто дожидался, пока я окажусь в относительной безопасности.
Дойл секунду подумал и кивнул:
– Да, я позволил ему один раз выстрелить прицельно.
– Пуля прошла навылет через мое плечо и засела в стене, Дойл! Если бы он взял чуть ниже, он бы ранил Мерри.
Дойл нахмурился:
– Теперь мне и самому мои соображения кажутся неубедительными.
Баринтус наклонился и провел рукой вдоль тела Дойла. Выпрямившись, он потер пальцами, словно потрогал что-то неприятное.
– Чары безволия. Почти незаметные, но липнут к тебе как паутина.
Дойл кивнул:
– Теперь чувствую.
Он прикрыл глаза на миг, и я ощутила вспышку магии – он сжег остатки чар. Медленно, неровно выдохнув, он открыл глаза.
– Мало кто может со мной такое сделать.
– Как там плечо Холода? – спросил Баринтус.
– Я не целитель, но рана кажется чистой.
– Целителя среди нас нет, – вздохнул Баринтус, – и этот недосмотр в другой раз может стоить кому- нибудь жизни. Я попрошу королеву приставить к тебе целителя.
Лимузин повернул за угол, и я едва не упала.
– Сядь, – сказал Гален. – Если боишься промокнуть, сядь на колени Баринтусу.
– Неудачный совет, – возразил Баринтус с какой-то совершенно новой для меня интонацией.
– Почему? – не понял Гален.
Баринтус развел полы кожаного плаща: в паху на его светло-голубых брюках красовалось темное пятно.
– Не могу сказать, что я совершенно сух.
Настало неловкое молчание, но Гален всегда найдет что сказать:
– Это то, что я думаю?
Баринтус запахнул плащ.
– Да.
– Что ты скажешь королеве? – спросил Дойл.
Я опустилась на колени между креслом Баринтуса и подлокотником сиденья, занятого Китто и Рисом.
– Королева ни в чем не сможет его обвинить.
– Королева может сделать все, что ей заблагорассудится, – сказал Баринтус.
– Подожди, она ведь послала мне стражей как потенциальных любовников, так?
Ко мне повернулись серьезные лица.
– Ну вот мы и занялись сексом. Слегка метафизическим, но разве не ее слова, что все, на кого среагирует кольцо, все, кого она ко мне пошлет, получают право на секс?
Напряжение ушло осязаемо, как вода, что капала с волос им на лица. Волосы у всех липли к головам,
