– Я так и ждал этого вопроса, – ухмыльнулся Рис, но ухмылка тут же уступила место напряженному, чисто мужскому взгляду.
Я провела рукой по животу Риса, добралась до соска и принялась рисовать вокруг него кружочки, пока сосок не встал торчком, а Рис не задышал заметно чаще. Страж перехватил мою руку.
– Прекрати, или я соображать перестану.
– Это мысль, – улыбнулась я, сознавая, что улыбка получается довольно настырной.
– Меня, как вижу, остаться не приглашают, – заметил Шалфей, приземляясь на упругую рельефную плоскость живота Риса.
– Почему же, оставайся, – сказала я, – но не в постели и не со мной.
Шалфей топнул ногой по животу стража.
– Нечестно, нечестно, что от моего гламора вы испытаете столь дивные ощущения, а мне в плодах моего труда отказано! Остальные-то от этого дара вкусят!
– Это ты потребовал двоих стражей, Шалфей. Ты прекрасно знаешь, как действует на меня и на других твой гламор.
Он скрестил руки на груди:
– Да-да, конечно, опять моя вина!
Обида на личике эльфа вдруг сменилась довольной и похотливой улыбочкой.
– Давай поспорим?
Я приподняла голову и резко ею мотнула:
– Нет!
– О чем поспорим? – спросил Рис.
– Не ввязывайся, – предупредила я.
Страж внимательно на меня посмотрел:
– А что такого?
– Ты не знаешь, что такое его гламор. А я знаю.
Тень типичного для сидхе высокомерия скользнула в улыбке Риса. Это наша ахиллесова пята, пардон за смешение мифологий. Высокомерие подводило сидхе далеко не однажды за нашу долгую историю.
– Надеюсь, трое сидхе сумеют устоять перед магией эльфа-крошки.
Я повернула его лицо к себе:
– Рис, ты же помнишь, что нельзя недооценивать фей-ри, даже если имеешь дело не с сидхе.
Он отдернулся от моей руки. Я не хотела притрагиваться к его шрамам, мои слова совсем не имели того смысла, который Рис им придал. Он разозлился, как всегда, когда ему напоминали о том, что с ним сделали гоблины.
– По-моему, это ты забыла, кто мы такие.
Голубые кольца в его глазу мягко засветились: бирюза зимнего неба и васильковая синева вспыхивали и пульсировали в такт волнам его гнева и его силы.
– Если я вновь стал Кромм Круахом, Мерри, Шалфей со мной не справится.
Я хотела возразить: 'А если не стал?', но его взгляд меня предостерег. С мужским самолюбием лучше не шутить.
– Я богом не была, Рис. Я не знаю, как это бывает.
– Зато я знаю, – сказал он яростно, почти враждебно.
Я таким его еще не видела. Впрочем, распознать страх я умею. Рис боялся, что никогда не станет прежним. Я этот страх видела уже столько раз и на стольких лицах, что узнаю его без труда. Этот страх владеет всем моим народом – страх, что мы обречены на поражение, что мы уже проиграли судьбе, что мы все истаем и умрем. Страх этот так давно уже живет в нас, что превратился в общую фобию.
Запретить сейчас Рису спорить с Шалфеем – значило бы практически в открытую усомниться в его силе, в его владении магией. Я имела в виду совсем другое, но объяснить это мужчине невозможно: у мужчин – всех до одного – есть свои слабости. У женщин, впрочем, специфических слабостей тоже хватает. Слабость Риса – то, что его самолюбие так легко уязвить, моя слабость – то, что я готова ублажать его самолюбие почти любой ценой. Я знала, что поступаю неправильно, но я сказала:
– Делай как знаешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
– Так спорим мы или нет, белый рыцарь? – ехидно спросил Шалфей. – Я попытаюсь всех вас зачаровать, и если мне сие удастся, вы исполните мое заветное желание.
– Будь осторожен, Рис, – напомнил Никка.
– Я не такой дурак, – отмахнулся тот. – Какое желание? Я не соглашусь на то, чего не знаю.
– Переспать с принцессой.
Рис качнул головой.
– Я могу поставить только то, что принадлежит мне. Телом принцессы распоряжается она сама.
– Соития не будет, – предпочла уточнить я. – Шанса занять трон я тебе не дам.
