– Очень.
Чуть влажный ветер пробежал у меня по коже. Мистраль лизнул мне живот, и ветер подул по влажной дорожке, словно у ветра тоже были губы и он мог дуть куда пожелает.
Мистраль прижался губами к местечку, которое только что лизнул, и укусил. Резко и больно, захватив меня врасплох, – я даже подскочила.
– Хватит! – почти завопила я.
Ветер принялся играть сухой листвой, задувал ее на меня. Он бросил мои волосы мне на глаза, на секунду я перестала видеть, что делает Мистраль. Ветер пахнул влагой, словно перед дождем. Но в мертвых садах дождя не бывает.
Я отбросила волосы назад, чтобы не мешали смотреть. Мистраль коротко лизнул мне внизу, и пульс у меня рванулся вперед, а рот открылся в безмолвном крике.
– Ты знаешь, чего мне хочется, – сказал он, ладонями сжимая мне бедра и слегка надавливая пальцами. Лицо у него помещалось точно над моим пахом – так низко, что я чувствовала там его дыхание.
Я кивнула, не доверяя собственному голосу. Я не хотела, чтобы он увечил меня, но вот чтобы подошел к самому краю… Этот край мне очень нравился. Просто очень.
Наконец я отважилась заговорить. Заговорила почти задыхаясь, слишком нетерпеливо, голос был почти чужой:
– Понемножку, и как только скажу: «Всё», сразу прекращай.
Он опять улыбнулся той улыбкой, что наполняла облачные глаза свирепым светом, – и я поняла, что это не игра моего воображения. В густых серых тучах его глаз уже сверкала молния. Она погасла, но теперь вернулась опять, заливая его глаза слепящим белым светом. Ветер стих, воздух казался тяжелым и вязким, и уже попахивало электричеством.
Мистраль медленно, постепенно сменил пальцы губами, и только потом в дело вступили зубы.
Укус был осторожный: очень медленный и очень осторожный.
– Сильнее, – выдохнула я.
Он повиновался.
Он забрал в рот столько моей плоти, сколько поместилось, и укусил. Укусил так сильно, что меня подбросило в воздух, и я завопила. Только я не кричала: «Всё», я кричала без слов, орала во всю глотку, вся изогнувшись, таращась на Мистраля бешеными глазами.
Меня било наслаждение, предназначенное ему, наслаждение от ощущения его зубов там, где зубам не место. Меня било наслаждение, но даже на пике удовольствия я сумела проорать: «Всё, хватит, о Господи, хватит!» Его зубы нажали чуть сильнее, чем надо. Если чувствуешь боль в такой момент, надо немедленно останавливаться – когда удовольствие ослабнет, болеть будет куда больше.
Я опять закричала: «Всё!», и он остановился. Я упала на спину: глаза ничего не видели, я не могла шевельнуться, с трудом переводя дыхание. И даже обессиленная оргазмом, я уже чувствовала боль. Болело везде, где прикоснулись его зубы, и понятно было, что потом болеть будет сильнее. Слишком далеко нас завело мое – и Мистраля – желание.
– Ни один укус не кровоточит, и я ни разу не укусил тебя так сильно, как тогда, – услышала я его голос.
Я кивнула, говорить я еще не могла. Воздух сгустился, как перед грозой, – королева тоже умеет так сгустить воздух, что дышать трудно.
– Я тебя поранил? – спросил Мистраль.
– Немножко, – сумела ответить я. Боль стала острее. Еще немного – и останется только боль. Лучше бы он закончил раньше, чем наслаждение сменится болью.
Он подобрался ко мне на четвереньках и мог заглянуть мне в лицо, нигде ко мне не притрагиваясь.
– Как ты себя чувствуешь, принцесса?
– Хорошо, – сказала я. – Помоги мне перевернуться.
– Зачем?
– Если мы продолжим с тобой сверху, мне будет слишком больно.
– Я был слишком груб, – сокрушенно сказал Мистраль. В его глазах сначала в одном, потом в другом блеснула молния, словно пересекла насквозь его череп. Голубой зигзаг молнии у него на щеке поблек от этой яркой вспышки.
Он попятился назад, словно хотел уйти совсем. Я схватила его за руку:
– Да нет, светлая Богиня, нет! Просто помоги мне повернуться. Если ты встанешь сзади, то не будешь нажимать на места укусов.
– Если я так сильно тебя поранил, надо остановиться.
Я крепче сжала его руку:
– Если я захочу остановиться, я так и скажу. Все вокруг слишком боятся мне повредить, и даже если ты перестараешься, я не буду против. Мне это нравится, Мистраль!
Он улыбнулся чуть ли не застенчиво:
– Я заметил.
Я ему тоже улыбнулась:
– Так давай закончим дело.
– Только если ты уверена.
Едва он это сказал – со всей искренностью, – я поняла, что с ним наедине буду в полной безопасности. Если он собирался отказаться от первого предложенного за столетия соития из опасения мне повредить, то ему хватит выдержки, когда мы останемся вдвоем. Да спасет нас Консорт, выдержки у него было много больше, чем у меня. Сколько мужчин отказались бы от финиша после такого начала? Немного, совсем немного.
– Я уверена.
Он опять улыбнулся, и вокруг ощутилось какое-то движение. У высокого сводчатого потолка двигалось что-то серое. Облака – у потолка собралась кучка облаков. Я посмотрела Мистралю в глаза и сказала:
– Трахни меня, Мистраль.
– Это приказ, моя принцесса? – спросил он с улыбкой, но голос у него был не такой уж радостный.
– Только если ты хочешь его получить.
Он пристально на меня посмотрел и сказал:
– Я предпочел бы приказывать сам.
– Так приказывай.
– Перевернись, – скомандовал он, но не так уверенно, как раньше, словно не вполне ожидал, что я послушаюсь.
Я уже достаточно пришла в себя, чтобы перекатиться на живот, хотя и не быстро. Мистраль немного отполз на коленях и остановился у моих ног.
– Встань на четвереньки.
Я выполнила его просьбу – или приказ. В результате я оказалась лицом к Аблойку, который так и сидел неподвижно на краю нашего импровизированного одеяла. Я думала увидеть в его глазах вожделение или еще какое свидетельство, что он наслаждается зрелищем, но увидела совсем другое. Мирную, спокойную улыбку. С нашим поведением она никак не согласовывалась – на мой взгляд по крайней мере.
Ладони Мистраля погладили меня сзади, тело его касалось меня, и я дрожала от предвкушения.
– Тебе правда это нравится.
– Правда.
– Тебе правда нравится так жестко?
– Иногда, – сказала я.
Он ласкал меня, но пока снаружи.
– Теперь? – спросил он.
Я припала головой и плечами к земле, и нижняя моя половина приподнялась, подаваясь к нему. Но он чуть отклонился, не пустил меня. Я протестующе застонала. Ветер нес запах дождя, нес тяжесть безмолвного грома. Приближалась гроза, и мне хотелось, чтобы Мистраль вошел в меня до того, как гроза разразится.
Он засмеялся типично – и так чудесно – по-мужски.