Мистраль приподнялся ровно настолько, чтобы мы расцепились, и лег рядом. Лицо у него было мокрое, и я подумала сначала, что это дождь. А потом поняла, что слезы. Пошел ли дождь из-за того, что Мистраль заплакал, или никакой связи здесь не было? Я не знала. Знала только, что он плачет, и я протянула руки его обнять.
Он уткнулся лицом мне в грудь и разрыдался.
Глава 7
Под теплым весенним дождем мы с Мистралем и Аблойком поднялись на ноги. Я не сразу поняла, что вокруг стало светлее. Не от разноцветного сияния магии – откуда-то лился слабый рассеянный свет, словно под каменным потолком грота взошла луна. Потолка больше видно не было, он скрывался в мягком тумане туч.
– Небо, – прошептал кто-то. – Над нами небо!
Я повернулась к тем, кто стоял за пределами сияющего кольца магии Аблойка. Мне хотелось понять, кто говорит, но едва я увидела стражей, я забыла, чего хотела. Забыла даже о небе, и о дожде, и о призрачной луне – только одна мысль осталась: слишком их мало, слишком многих недостает.
Силуэты Холода и Риса белели в полумраке, и сбоку от них темным пятном виднелся Дойл.
– Где все остальные, Дойл?
Ответил Рис:
– Их забрал сад.
– Как это? – не поняла я. Я шагнула к Рису, но Мистраль меня удержал:
– Пока непонятно, что происходит, тобой рисковать нельзя, принцесса.
– Верно, – сказал Дойл.
Глава моих телохранителей шагнул к нам, нагой и грациозный, но по его походке почему-то было ясно, что опасность не миновала. Он двигался так, словно ждал, что сама земля вдруг восстанет и нападет на нас. От одной этой его походки мне стало страшно. Что-то происходило нехорошее.
– Оставайся с Эйбом и Мистралем. Холод, ты остаешься с Мерри, Рис – со мной.
Я думала, кто-нибудь ему возразит, но никто не сказал ни слова. Они подчинились ему, как подчинялись тысячи лет подряд. У меня сердце колотилось в горле, я не знала, что происходит, – но я была практически уверена в эту минуту, что стражи никогда не будут слушаться меня так, как слушались его. Я понимала, глядя, как он идет по раскисающей земле – бок о бок с Рисом, похожим на его укороченную бледную тень, – почему моя тетушка никогда не брала его в любовники. Почему ни разу не дала ему шанса оплодотворить ее. Андаис не делилась властью, а Дойл был из тех, кто повелевает. Он был королевской закваски. Я это понимала, но до этой минуты не знала наверняка, что это понимают и другие стражи. Может, не вполне осознают, но в глубине души, в глубине своего существа они чувствуют, кто он, кем он может стать.
Дойл с Рисом направились к высокому ряду деревьев, нагих и безжизненных в пасмурном полумраке. Дойл поднял голову, всматриваясь, словно что-то заметил среди голых веток.
– Что там? – спросил Мистраль.
– Не вижу… – начал Аблойк и оборвал фразу, резко втянув в себя воздух.
– Что там?! – повторила я.
– Айслинг, кажется, – прошептал Холод.
Я повернулась к нему. Что кое-кто из стражей прикасался к деревьям, я помнила. Адайр так и вовсе забрался на дерево, я его видела высоко в кроне в самый разгар секса и волшебства. Но Айслинга я не видела с тех пор, как нас коснулась магия.
– Я видела на дереве Адайра, но не Айслинга, – сказала я.
– Айслинг исчез, когда мы перенеслись в сад, – заметил Холод.
– Я думала, он остался в спальне вместе с Баринтусом и Ффлер.
– Нет, не остался. – Мистраль был в этом уверен.
– Не могу разглядеть, на что там смотрит Дойл.
– Наверное, тебе и не стоит, – сказал Аблойк. – Не знаю…
– Не обращайся со мной как с ребенком! Что вы там видите? Что случилось с Айслингом?
Я отбросила прочь руки Мистраля, но и он, и Эйб по-прежнему загораживали мне путь.
– Уйдите с дороги, – скомандовала я.
Они переглянулись, но не двинулись с места. Меня они не слушались так, как Дойла.
– Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови. Вы – королевские стражи, но не короли. Если я с вами сплю, это не значит, что вы можете забывать свое место. С дороги, джентльмены!
– Выполняйте приказ, – сказал Холод.
Они опять переглянулись, но все же отступили в сторону, открыв мне обзор. Дойл в отличие от Холода сообразил бы, что вмешиваться не надо, – получилось, что стражи подчинились не мне, а Холоду. Но эту проблему я оставлю на потом. Сейчас я хотела знать, что все они там увидели.
С верхней ветки самого высокого дерева свисало что-то белое. Мне показалось сначала, что Айслинг уцепился за ветку руками, нарочно на ней повис, но тут я увидела, что руки у него опущены. Он висел на ветке… но не держался за нее руками.
Дождь полил сильнее.
– Ветка… – прошептала я. – Она проткнула ему грудь.
– Да, – сказал Мистраль.
Я сглотнула – с таким трудом, что стало больно. Чистокровного сидхе убить непросто. Рассказывают, что сидхе оставались живы с отрубленной головой, даже ходить могли. Но о том, что можно выжить, потеряв сердце, никто не рассказывает.
Кое-кто из стражей не хотел, чтобы Айслинг оставался ночевать с нами в одной комнате, – считал его слишком опасным. Когда-то достаточно было взглянуть Айслингу в лицо, чтобы влюбиться мгновенно и безнадежно. Даже богини – а иногда и боги – не могли сопротивляться его магии, если верить легендам. Так что он всегда был закутан с ног до головы, а лицо скрывал под вуалью, только глаза оставляя на виду.
Айслинг был так прекрасен, что в него влюблялись все, кто его видел. По моему приказу он применил свою магию к одной из наших противниц. Она пыталась убить Галена и едва в этом не преуспела. Но я не понимала, чего я потребовала от Айслинга и на что обрекла ее. Она рассказала нам, что мы хотели, но выцарапала себе глаза, чтобы не оставаться под его властью и дальше.
Он побоялся снять в моем присутствии рубашку – опасался, что во мне слишком много смертной крови, чтобы смотреть на его торс, не то что на лицо. Чары его на меня не подействовали, но глядя на свисающую с ветки безжизненную массу, едва видную сквозь дождь и сумрак, я вспоминала его. Его кожу, золотую, словно кто-то посыпал ее золотым порошком, его совершенное тело. На свету он искрился – не только магией, – он мерцал, как мерцает на свету драгоценный металл. Он сиял красотой, сиял всем своим существом. А сейчас он висел под дождем – мертвый или умирающий.
И черт меня возьми, если я знала почему.
Глава 8
Мы шли к телу Айслинга, ступая по мягкой земле. Колючие сухие стебли тонули в раскисающей почве – если этот ливень надолго, земля превратится в грязь. Мне пришлось защищать глаза от дождя, когда я подняла голову, рассматривая тело.
Ну да, тело. Я уже мысленно отстранялась от Айслинга. Уже нажимала тот воображаемый переключатель, который в Лос-Анджелесе давал мне нормально работать над расследованием убийств. Тело – это неодушевленный предмет, это совсем не Айслинг. Тело там висело, и грудь ему проткнула ветка толще моей руки. Со спины она торчала не меньше чем на два фута. Какая же сила могла вогнать ее в грудь крепкого мужчины, воина Неблагого Двора? Почти бессмертного существа, когда-то почитавшегося как бога? Не так-то легко его убить, а он даже не вскрикнул… Или вскрикнул? Неужели он кричал в предсмертном отчаянии, а я осталась глуха? Неужели его последний вопль заглушили мои крики удовольствия?
Нет-нет, так думать нельзя, а то я убегу отсюда с визгом.
– Неужели он… – начал вопрос Аблойк.
Никто ему не ответил, и вопрос никто не закончил. Мы могли только смотреть, не говоря ни слова, будто, пока мы не скажем вслух, факт не станет фактом. Айслинг висел так безвольно – будто сломанная кукла, только тяжелая, плотная, слишком настоящая для куклы. Та совершенная неподвижность, та вялость
