Шерстеников кончил и, оглядев письмо со всех сторон, сказал командиру:
— Тут еще одно.
— Погоди, — остановил его Гарпенко. — Ну как, товарищи, принимаем? — спросил он у эскадрона.
— Принять!
— Хорошо. Поручим военкому и Робею составить наше обязательство, а потом на собрании обсудим. Нет возражений? Читай, Шерстеников, дальше.
Шерстеников вскрыл второе письмо.
— Тут от Фадеича, — улыбнулся он эскадрону.
Красноармейцы задвигались, лица посветлели.
Плывут улыбки на лицах эскадрона, отмякли глаза, и видят они старого деда — героя труда Фадеича, у которого «что-то сердце болит», который наказывает, «чтобы все было чин чином». У Фадеича обвислые зеленеющие усы, от глаз разбегается много-много складок и морщин, но глаза еще не потухли, в них еще отсвечивает опыт трех революций, героические усилия победившего народа, в его глазах бывает большая любовь и суровая каменная ненависть.
Глава шестая
1
Начиналась пора отрядных учений, приближались маневры. В эскадроне лихорадочно готовились к ним, пересматривали и чинили снаряжение, перековывались кони, ремонтировался обоз. Шерстеников. готовил специальный номер «Красной пики». В штабе разрабатывался план эскадронных учений, как преддверия к учениям с полком. Гарпенко, теперь уже в силу необходимости, бросил канцелярию и руководил учениями сам.
В пятницу утром, сразу после завтрака, был подан сигнал седлать. Тотчас же второй и третий взводы уехали через Горбатый мост на Бронницы.
Первому взводу было приказано форсировать Мсту и сосредоточиться на южной окраине белогорского леса. В десять часов тридцать минут, после благополучной переправы, командир первого взвода получил приказ произвести разведку противника в Бронницах, занятых «синими».
Леонов повертел карту и наконец, видимо, на что-то решившись, круто повернул ко взводу.
— Сади-ись!
Взвод вырос в седлах, наскоро подравниваясь. Леонов подъехал к фронту и, рассказав обстановку, заявил, что сегодняшняя задача разведать главные силы противника — очень ответственная задача, и бойцы должны проявить максимум выдержки, напористости и кошачьей гибкости, так как, возможно, они столкнутся с противником, превосходящим силою.
Первовзводники, не раз бывавшие в разных переплетах, только шмыгнули носами, будто говоря: «Ладно. Знаем».
Выделив в составе отделения головной дозор для разведки, маячившей впереди на высотах деревни Белая Гора, Леонов двинулся было по опушке леса и через кустарники, но военком передал ему условную задачу, что кустарники заражены ипритом. Осталось двухкилометровое поле, ровное, как биллиардный стол, до самой Белой Горы.
Разбросавшись точками, дозор тремя эшелонами карьером взмыл к деревне. Прикрываемый лесом, взвод наблюдал, как дозорные семью шариками катились по полю, уменьшаясь все больше и больше. Вот они нырнули в темнеющий лес яблоневых деревьев и исчезли. Минуты через две из леска выскочил всадник, другой и третий; один из них покатился по улице, два других — по окраинам деревни. Сейчас они галопом проскачут всю деревню, провоцируя спрятавшегося противника на выстрелы, и если их не будет, осмотрят дворы, опросят двух-трех человек из населения и только тогда, заняв противоположную окраину, пошлют одного из дозорных махнуть винтовкой, что путь свободен.
Эти соображения красноармейцев подтвердились; скоро остальная четверка выехала из сада и направилась по порядкам улицы, останавливаясь у окон изб и заглядывая через плетни дворовых оград.
Минут через пять на окраине показался всадник, и Леонов в бинокль рассмотрел его сигналы об отсутствии противника.
Взвод по отделениям, так же, как и дозор, перескочил это поле, прячась для передышки в том же саду.
За деревней, плотно облепляя дорогу, потянулись кусты. Дозоры освободили дорогу вовсе, пробираясь исключительно по кустам, все время просматривая дорогу вперед. Куров, ехавший впереди, крутился в кустах, как вьюн: он то появлялся на дороге, то обратно исчезал в кустах. Лошадь, привыкшая к его управлению, как мышь скользила между деревцами, боясь зацепиться и наделать шуму; когда ее нога вступала на сучок, она, низко припадая, перешагивала.
Километрах в трех от деревни лошадь Курова вдруг навострила уши, готовая заржать. Он натянул поводья и поднял винтовку, опрокинув ее над головой горизонтально. На той стороне дороги равнявшийся с ним Миронов тоже остановился, подставив вперед ухо. Куров подъехал ближе к дороге, поставил лошадь за куст и, сняв демаскирующую малиновую фуражку, приподнялся на стременах, с раскрытым ртом уставившись на дорогу.
Ничего не слышно и не видно. В ста метрах дорога сворачивает влево и дальше не просматривается. Он махнул Миронову фуражкой и, заставляя лошадь идти кошачьим шагом, продвинулся вперед до изгиба. Дальше дорога раздалась шире, и на куровской обочине, метрах в семидесяти, маячил, осторожно продвигаясь, дозорный противника. Куров узнал его по бескозырке. Держа винтовку на бедре, дозорный
