Пароход со свистом выбежал из канала в озеро, справа сразу же вспыхнула полоса городских огней.
2
Ветров с узелком хлеба, крупы и мяса приехал в деревню вечером и, отправив лошадь обратно с ординарцем, пошел к Агафону. Агафон, встретив его, забегал с самоваром, пытливо посматривая на Ветрова, стараясь определить, зачем он приехал.
— Сено нынче должно быть богатое. Травища — прямо страсть, — думая, что Ветров приехал на сенозаготовку, заговорил он.
— Сено? Да, да! Должно быть, — пробормотал Ветров.
«Нет, не за сеном», — решил Агафон. Он сунул в самовар зажженную лучину и, подойдя, присел к столу.
— Бабы-то, слышь, все картинки разделили. Им на общий уголок дали, а они ишь чего...
— Все равно негде было, — отмахнулся Ветров.
«Тоже не за этим», — подумал Агафон.
— Ребята у нас сейчас — чисто беда. Каждый день до полуночи орут, орут. И то сказать — молодежь, — попытался Агафон с этого конца заговорить с Ветровым.
— Вот это правильно, — сказал Ветров оживляясь. — У ребят сейчас молодой хмель бродит, а разгулу мало, вот они и дебоширят. Работу им надо, да такую, чтобы во все стороны развернулись они, а потом им дорогу кажи, они и попрут.
«Как раз в точку, — решил Агафон. — Только не насчет девок».
— У них и то уж заварилось, — поддакнул Агафон. — Как комсомол организовали, так и пошло. Пополам вся деревня разбилась. Теи, которые в комсомоле, в одну сторону, а остальные — в другую. Теи пошли против гулянья, они сейчас книжку читают, а каку — нам не сказывают. Говорят: когда запишетесь, тогда скажем. А энтим-то обидно, они пуще прежнего и булгачат.
— Это, значит, дрожжей подбросили. Это к лучшему. Пусть хорошенько взбродят.
— Да уж куда тут! И так уж. Девкам, которы записались, всем ворота вымазали, а они хоть бы что.
Агафон принес самовар и, сдувая с подножки пепел, спросил:
— Так ты по этому делу и приехал?
— Отчасти по этому, а главным-то образом по твоему.
— Это как же? — удивился Агафон.
Ветров сам разлил чай, выпил блюдечко и поставил на него стакан.
— Мы ведь, дядя Агафон, не для плясу оставались в воскресенье.
— Да ить это мы и сами понимаем, — будто он действительно в точности знал, зачем эскадрон оставался, кивнул головою Агафон.
— Так вот по этому делу я и приехал.
— Так, та-ак, — почесывая окомелок бороды, протянул Агафон.
Ветров допил стакан и повернул его вверх донышком, зная, что иначе его сейчас же нальют снова.
— Как твое мнение? — спросил Ветров.
— Это ты насчет чего больше? — все еще не понимая цели приезда Ветрова, но стараясь все-таки скрыть, спросил Агафон.
— Я насчет колхоза. Я думаю, что мы его все-таки организуем.
— Колхоз-то? — затаив дыхание, переспросил Агафон.
— Да, и ты должен быть в этом застрельщиком, организатором.
— Ты постой, парень, — замахал на него Агафон, боясь, будто он сейчас убежит и ему уже не догнать его. — Ты погоди, ты как-то враз. Фу-у! Как же это сразу как-то?
— Нет, Агафон. Вы даже опаздываете. Сейчас, куда ни посмотри, везде шевелятся, а вы обросли здесь лесами да болотами и знать ничего не хотите. Пора, откладывать некуда и незачем.
— Эх ты, черт, вот, понимаешь!.. Тогда ты расскажи толком, как тут что.
Ветров вытащил из кармана устав сельскохозяйственной артели и прочел Агафону общую часть, объяснил задачи по пунктам. Пришел Игнат, и Ветров, вернувшись к началу, уже вместе с Агафоном объяснил ему прочитанное.
— Тут, слышь, просто это дело-то! — удивился Игнат. — Я думал уже не знай чего, чуть ли не столпотворение должно.
До лампы и долго еще с лампой читал Ветров устав. Мужики чесались,кряхтели и переспрашивали, удивляясь, что устав прост и ни одно их предположение о колхозе, подкрашенное Яковом и Спиридоном, не оправдывается.
— Так вот, вы двое уже организаторов-то, — сказал им Ветров.
— Нет, нет, ни за что! — категорически отказался Игнат. — Хоть на край света, а организатором не буду. И так говорят, что меня кормят, а тут скажут, что я... Нет, нет, — замахался он.
— А членом-то пойдешь?
— Да ведь если другие дойдут, так и я... что же?
— А кто, по-твоему, должен вперед пойти? Так, чтобы за ними все остальные?
Игнат подумал немного.
— Вот если бы Яков и Спиридон... — Он увидел нахмурившегося Ветрова и оборвал.
— Ты мне про Якова больше не говори, — заиграл глазами Ветров.
— А если Серов бы? — спросил у Ерепенина. — Серов бы и Евсей Григория, за этими бы пошли.
— Кто они так, по достатку-то? — спросил Ветров.
— Середняки. Так навроде тоже жилистые, но не как Яков. Уж больно ты его не любишь! — засмеялся Агафон Ветрову.
Ветров вышел на улицу в темь. Пахучая ночь обняла его мягким своим покрывалом, в ушах сразу зазвенела тишина. Он вышел с порядка на дорогу и, расстегнув воротник, пошел по улице, чувствуя, как бодрость волнами стала приливать к нему снова. В конце деревни ватага парней орала похабные песни, и Ветров, подумав немного, подошел к ним.
Ребята, увидя его, замолчали.
— Что бушуете? — спросил Ветров.
— А тебе что? Запретить хошь?
— Рылом он еще не вышел, чтобы запрещать.
— Узду наденем в случае чего, у него и морда как раз ...конская.
— Они коровам узду надевают, а мы им.
Ветров, заложив руки в карман, стоял, по очереди осматривая ребят.
— Что смотришь, не видывал таких?
— У него, наверно, галифе полны, слабо ему.
Ветров молчал, и это их озлобляло и смущало.
— Пошли, ну его! — потащил товарищей один. Он сдвинул свою фуражку на затылок и, разрывая тишину улицы, заорал:
