прочего, нарушение естественного порядка; вот что сводит с ума, помимо крови. Я тогда, помню, три дня не слезал со стенки. А потом, посреди разговоров о вторжении, вдруг подумал: ведь русским солдатам, которые сейчас в Афганистане, лет девятнадцать-двадцать. То есть если бы я и друзья мои, вкупе с нашими дамами, не вели бы себя более или менее сдержанным образом в шестидесятые годы, то вполне возможно, что и наши дети находились бы там, среди оккупантов. От мысли этой мне стало тошно до крайности. И тогда я начал сочинять эти стихи'[208].
Обращение Бродского 'Натяни одеяло, вырой в трухе матраса / ямку, заляг и слушай 'у'. сирены' продиктовано тем, что в создавшейся ситуации это была единственно возможная реакция, доступная смертельно усталому, измученному войной солдату, о котором все забыли в пылу политических скачек.
Бродский очень болезненно переживал начало советско-афганской войны и внимательно следил за ее развитием. Ни одно крупное событие в ходе военных действий не осталось без его внимания. Умирать в конце войны всегда труднее: в 1987 году, когда стало ясно, что советские войска вскоре должны покинуть Афганистан, поэт пишет 'Назидание', в котором дает советы, как выжить в условиях азиатской действительности.
После заключения в 1988 году соглашения между Афганистаном, Пакистаном и СССР, когда было объявлено, что советские войска будут выведены с территории Афганистана, Бродский пишет стихотворение 'Кентавры IV'[209], в котором окончание войны описывается с точки зрения возвращающегося к мирной жизни ветерана.
'Вдруг' — по желанию политиков — бывший солдат должен вновь переделывать себя, но 'меч, стосковавшись по телу при перековке в плуг, / выскальзывает из рук, как мыло', люди в новой для него мирной жизни, не имеющие представления о том, что такое смерть, кажутся ему на одно лицо ('Без поводка от владельцев не отличить собак'), а возвращение к прерванной войной учебе требует огромных усилий ('в книге вторая буква выглядит слепком с первой').
Ощущая себя 'стариком', ветеран смотрит на беспечно толпящихся у кинотеатров подростков как на потенциальных жертв алкоголя или алчных политиков: 'возле кинотеатра толпятся подростки, как / белоголовки с замерзшей спермой'. И в этой ситуации бывший солдат абсолютно одинок, ему не от кого ждать помощи, он может рассчитывать лишь на свои силы:
Лишь многорукость деревьев для ветерана мзда за одноногость, за черный квадрат окопа с ржавой водой, в который могла б звезда упасть, спасаясь от телескопа.
15 февраля 1989 года командующий ограниченным контингентом российских войск генерал Борис Громов последним перешел пограничную реку Пяндж. В стихотворении 'Облака', написанном в том же году, Бродский вновь обращается к теме Афганистана: Кто там, вовне, дав вам обличья, звук из величья вычел, зане чудо всегда ваше беззвучно. Оптом, поштучно ваши стада движутся без шума, как в играх движутся, выбрав тех, кто исчез в горней глуши вместо предела. Вы — легче тела, лучше души.
Использование в последней строфе устаревшего прилагательного 'горний' ('находящийся вверху, в вышине; небесный'), по звучанию, значению и происхождению соотносящегося со словом 'гора' (Из словаря Даля: 'Горняя ж. мн. церк. нагорная страна, горы; небеса, пребывание отшедших в вечность'), позволяет прочитывать последние строки не только как обобщенное представление о всех умерших, но и как напоминание о тех, кто навсегда исчез в горной глуши Афганистана.
В марте 1992 года против лишившегося советских субсидий Наджибуллы восстал генерал Дустум. В Афганистане началась война различных этнических и политических группировок, ранее объединенных идеей борьбы с Советским Союзом.
Когда советские войска были в Афганистане, Запад делал ставку на так называемый 'Альянс семи' — группировку, в которую входили основные исламистские партии. Его штаб-квартира находилась в Пешаваре (Пакистан), через который моджахедам шла военная и финансовая помощь из многих стран, в том числе из США. В 1992 году, через несколько лет после вывода советских войск, в Пакистане были подписаны Пешаварские соглашения, в соответствии с которыми президентами Афганистана должны были по очереди, сроком на два месяца, становиться лидеры моджахедских группировок.
Подписанию Пешаварских соглашений, за которыми стояли Вашингтон и арабские страны, посвящено стихотворение Бродского 'К переговорам в Кабуле' (1992), которое начинается следующими строчками: Жестоковыйные горные племена!
Все меню — баранина и конина. Бороды и ковры, гортанные имена, глаза, отродясь не видавшие ни моря, ни пианино.
Наиболее загадочной в стихотворении является последняя строфа. В варианте, предоставленном автором журналу 'Новый мир' (1996, № 5), отсутствуют почти все знаки препинания, включая даже точку в конце последнего предложения[210]. Пропуск знаков не влияет на смысл начальных строк, однако во второй часть строфы возникают варианты прочтения в зависимости от расстановки запятых в предложении. Сравните: Орел парит в эмпиреях разглядывая с укором змеиную подпись под договором между вами козлами, воспитанными в Исламе, и прикинутыми в сплошной габардин послами, ухмыляющимися в объектив ехидно.
И больше нет ничего нет ничего не видно ничего ничего не видно кроме того что нет ничего благодаря трахоме или же глазу что вырвал заклятый враг и ничего не видно мрак
Сам настрой стихотворения Бродского, презрительный и гневный, не вызывает сомнений относительно чувств поэта к описываемому событию. 'Подпись под договором', поставленная за спиной России в присутствии представителей США и Пакистана, оценивается им как 'змеиная'. Ехидно ухмыляющиеся в объектив послы празднуют свою победу.
В одноактной пьесе 'Демократия!', которая относится к тому же 1992 году, при описании провинциально-обывательских взглядов новых политиков России, подобострастно заглядывающих в рот Западу, Бродский приводит их представления о 'демократии': Отменим цензуру, разрешим церковь и профсоюзы. Все, кажется? Небось, и свободные выборы?
И свободные выборы. Без свободных выборов концессий нам не видать.
А вывод союзных войск? Без этого тоже. Как своих ушей. Демократия вводится — танки выводятся. Вечером позвоню Самому — спрошу. Но это же поворот на 180 градусов. За такое раньше…
Да хоть на 360, Петрович. Тебе что, назад в Рязань захотелось?
Вывод союзных войск рассматривается новыми политиками России как нечто само собой разумеющееся, потому что только таким образом им можно было остаться у власти. В стихотворении же Бродского за строчками о торжестве иностранных послов следует предложение, которое в логическом отношении напоминает больше 'несемантический' эмоциональный 'взрыв', чем описание или рассуждение.
Попробуем разделить заключительную часть стихотворения в соответствии с синтагмами:
И больше нет ничего / нет ничего / не видно ничего / ничего не видно / кроме того что нет ничего /
благодаря трахоме / или же глазу что вырвал заклятый враг / и ничего не видно / мрак
Концентрацию одних и тех же слов и словосочетаний в конце стихотворения вряд ли можно объяснить с позиции логики. Учитывая тот смысл, который Бродский вкладывал в повторение как способ выражения значения, не поддающегося словесному описанию, можно сделать вывод о том, что в данной ситуации эмоциональное состояние поэта достигает предела, выходит из-под контроля, перерастая в непрекращающийся крик возмущения и боли.
Вернемся к первой части строфы, к рассказу об ухмыляющихся послах, которые вместе с моджахедами отмечают свою победу. Почему сцена подписания договора вызывает у поэта гнев и презрение? Все довольны, все празднуют, и только Россия осталась ни с чем, для нее в Афганистане 'нет ничего' в настоящем и 'не видно ничего' в будущем, а значит, девять лет афганской войны прошли бесцельно и все жертвы были напрасны. В эссе, посвященном творчеству Роберта Фроста, при разборе стихотворения 'Войди!' Бродский писал: 'Наш дрозд влетает в лес, и вы слышите его музыку оттуда, Almost like a call to come in / To the dark and lament. (Почти как призыв войти / Во тьму и горевать). Если угодно, вы можете заменить 'lament' (горевать) на 'repent' (каяться): результат будет практически тот же' ('О скорби и разуме', 1994).
В стихотворении 'К переговорам в Кабуле', в соответствии с рекомендациями поэта, можно 'не видно' заменить на 'обидно': эмоциональный взрыв сохранится, а его причина обретет вербальное выражение.
