нетерп?ніем возможности его свергнуть, хот?лось бы слышать слова, соотв?тствующія их настроенію, выражающія их ненависть, их желанія, их стремленія, их жажду справедливости. Но как бы сильно ни было это нетерп?ливое ожиданіе, как бы ни были законны эти требованія и потребность их осуществленія, идея т?м не мен?е прокладывает себ? дорогу лишь постепенно и овлад?вает умами только тогда, когда она созр?ет и выработается.
Вспомним, что та буржуазія, которую мы хотим свергнуть, употребила ц?лые в?ка на то, чтобы подготовиться к сверженію королевской власти, и подумаем, сколько еще нам предстоит подготовительной работы! В XIV-м в?к?, когда Этьен Марсель сд?лал попытку захватить власть в пользу буржуазіи, уже организованной в то время в корпораціи, эта буржуазія уже чувствовала свою силу; она уже давно стремилась к власти и организовывалась с этою ц?лью, уже давно была образована, развита и работала над своим освобожденіем в форм? борьбы общин с феодализмом. И, несмотря на все это, прошло еще четыре в?ка прежде, ч?м она достигла этой давно желанной ц?ли.
Конечно, мы над?емся, что нам не придется так долго ждать нашего освобожденія от буржуазной эксплуатаціи. Разложеніе буржуазіи уже теперь, посл? такого короткаго владычества, быстро ведет ее к паденію; но не будем забывать, что если в 89 году буржуазія сум?ла утвердить свое господство вм?сто владычества «божественнаго права», то это потому, что она была умственно готова к этому, и что ч?м быстр?е идет теперь ея паденіе, т?м больше должны мы, рабочіе, сп?шить умственно подготовиться – не к тому, чтобы зам?нить ее у власти, которую мы должны уничтожить, – а к тому, чтобы организоваться так, чтобы никакая новая аристократія не могла стать на м?сто свергнутой буржуазіи.
Итак, повторяем, раз мы признали идею свободной иниціативы личности, мы должны сд?лать так, чтобы эта личность могла разсуждать и пользоваться своей иниціативой. Если же у нея не хватает силы воли освободиться от собственнаго нев?жества, то как же она сможет внушить другим то, чего сама не могла узнать? Не будем, поэтому, бояться обсуждать хотя бы самые отвлеченные вопросы: всякое р?шеніе их есть шаг вперед по пути к освобожденію.
Раз мы отрицаем необходимость вождей, мы должны стремиться к тому, чтобы знанія, сосредоточивавшіяся прежде в их умах, растворились в умах толпы, а для этого есть только одно средство: это, не переставая, идти вперед и заставить толпу интересоваться т?ми вопросами, которые интересуют нас. Опять...
<...>[1]
...правильности его функціонированія? Дает-ли общество, управляемое всевозможными властями, королями, священниками и купцами, простор широким, гуманным идеям и не старается ли оно, напротив, подавить их? Не пользуется-ли оно для угнетенія слабых сильными грубой силой денег, отдающей наибол?е безкорыстных и наимен?е эгоистичных людей в распоряженіе корыстолюбивых и беззаст?нчивых?
Достаточно изучить механизм буржуазнаго общества, чтобы увидать, что от него нельзя ждать ничего хорошаго. В самом д?л?, стремленіе ко всему доброму и прекрасному должно было быть очень живучим в челов?к?, если его до сих пор не подавило то корыстолюбіе, тот узкій, безсмысленный эгоизм, который наше оффиціальное общество прививает ему с колыбели. Это общество основывается, как мы уже говорили, на антагонизм? интересов и д?лает из каждаго челов?ка врага другого. Интерес продавца противуположен интересу покупателя; скотовод и землед?лец только и хотят, чтобы хозяйство сос?да пострадало от эпидеміи или града, чтобы продать подороже свои собственные продукты; иногда они, кром? того, обращаются к государству, которое «покровительствует» им, налагая высокія пошлины на их конкуррентов; развитіе машин вносит все большее и большее разд?леніе в среду рабочих: они оказываются выброшенными на улицу и борятся друг с другом за полученіе работы, спрос на которую становится все ниже и ниже предложенія. Все в нашем традиціонном обществ? ведет к противуположенію интересов. Почему, наприм?р, существует б?дность и безработица? Потому что магазины переполнены товарами. Почему людям до сих пор не пришло в голову сжечь их, или завлад?ть ими в свою пользу, чтобы создать т? рынки, которых их эксплуататоры ищут в далеких странах, и получить ту работу, в которой им отказывают теперь? «Потому что они боятся полиціи», отв?тят нам. Этот страх несомн?нно существует, но его одного еще недостаточно для объясненія такой безд?ятельности со стороны б?дняков. Сколько бывает в ежедневной жизни случаев, когда челов?к может сд?лать какое-нибудь зло без всякаго риска, и все таки не д?лает его, из каких-то других соображеній, помимо страха полиціи. Да кром? того, если бы вс? б?дняки какого-нибудь большого города, наприм?р Парижа, собрались вм?ст?, то их оказалось бы так много, что им нечего было бы бояться полиціи: они могли бы выдержать борьбу с нею в теченіе ц?лаго дня, а за это время очистить магазины и хоть раз на?сться досыта. Разв? страх удерживает людей, идущих в тюрьмы за бродяжничество и нищенство, между т?м как для них было бы нисколько не опасн?е взять самим то, что они теперь выпрашивают? Н?т, все зависит оттого, что помимо страха у людей есть общественные инстинкты, которые м?шают им д?лать зло ради зла и заставляют их подчиняться самым большим ст?сненіям только потому, что они считают их необходимыми для правильнаго функціонированія общества.
Неужели можно было бы силой поддержать уваженіе к собственности, если бы в ум? людей не существовало вм?ст? с т?м понятія о ней как о чем-то законном, пріобр?тенном личным трудом? Разв? когда-нибудь самыя суровыя наказанія м?шали нарушать ее т?м, кто, не заботясь, законна она или незаконна, хот?л жить на чужой счет? Если бы у людей в самом д?л? была та наклонность ко злу, которую им приписывают, то можно себ? представить, что произошло бы, когда, разобравшись в своем б?дственном положеніи, они увидали бы, что его причина лежит в частной собственности: общество перестало бы существовать, а вм?сто него воцарилась бы «борьба за существованіе» в самом жестоком смысл? слова; это было бы настоящее возвращеніе к варварству. Именно его стремленіе к «добру» было причиной того, что челов?к всегда позволял себя угнетать, порабощать, обманывать и эксплуатировать и что до сих пор он изб?гает пользоваться, хотя бы для своего окончательнаго освобожденія насильственными средствами.
В сущности, когда нам говорят, что челов?к дурен сам по себ?, и что ни на какое изм?неніе в этом отношеніи разсчитывать нечего, это сводится к сл?дующему разсужденію: «Челов?к дурен, общество плохо устроено; к чему же терять время на достиженіе для челов?чества такого совершенства, которое для него невозможно? Постараемся лучше, по возможности, проложить дорогу себ? самим. И если даже наши удовольствія будут куплены ц?ною слез и крови т?х жертв, которыми мы ус?ем наш путь, то не всё ли равно? Нужно топтать других, если не хочешь быть самому растоптанным, а зат?м пусть тот, кто падает, устраивается как хочет!»
Привиллегированные классы сум?ли установить свое господство, усыпить рабочих и превратить их в своих защитников, сначала об?щая им лучшую жизнь – в другом мір?, – зат?м, когда в?ра в Бога исчезла, пропов?дуя мораль, патріотизм, общественную пользу и т. под., наконец, в настоящее время, внушая им надежду на то, что всеобщее избирательное право даст им всевозможныя реформы и улучшенія, в д?йствительности не осуществимыя (потому что нельзя уничтожить зло современнаго общества до т?х пор пока не разрушена самая причина этого зла, пока не преобразовано само общество); но пусть только эти эксплуататоры б?дняков попробуют провозгласить чистое право сильнаго, и они увидят, долго-ли продолжится их господство: на силу им отв?тят силой!
В т? времена, когда челов?к впервые начал группироваться с другими себ? подобными, он был, в?роятно, скор?е еще животным, ч?м челов?ком и представленія о нравственности и справедливости у него не существовало. Ему приходилось бороться с другими животными, бороться со всей окружающей природой; первыя челов?ческія общества были, поэтому, вызваны по всей в?роятности не чувством солидарности, а необходимостью соединить отд?льныя силы. Эти общества, несом?ннно были вначал? лишь временными и им?ли в виду лишь ловлю добычи, устраненіе различных препятствій, а поздн?е – отраженіе или уничтоженіе нападающаго врага. Только по м?р? того, как общества функціонировали, люди начали понимать всю их важность; общества стали тогда переживать первоначально нам?ченную ц?ль и понемногу сд?лались постоянными.
Но в то же время эта жизнь, полная непрерывной борьбы должна была неизб?жно развить в личностях кровожадные и деспотическіе инстинкты: слабым приходилось подчиняться гнету сильных, а иногда и служить им в пищу. Лишь гораздо поздн?е, в?роятно, наступило время, когда наравн? с силою начала
