– Гм! А в какое время вы намерены устроить свой эксперимент, Лэм?
– Когда задует ветер. Бюро погоды предупреждает обычно за полчаса.
Доктор покусывал губы. Наконец он принял решение:
– Хорошо, я постараюсь приехать. В моем присутствии, Колетта, вы сможете наблюдать за экспериментом. Сидя в каталке. Но если меня не будет... лучше узнать от других, что произойдет. И помните – никаких лестниц! Подниматься по лестнице вам запрещено!
Колетта капризно выпятила губки:
– Мне нужно это видеть, Уоррен.
– Как вы полагаете, когда начнется ураган, Лэм? – осведомился Гелдерфилд.
– Около девяти часов. Так считают в бюро погоды.
– Постараюсь успеть. – Гелдерфилд обернулся к пациентке, улыбнулся ей, хотя улыбка не согнала с его лица профессиональной озабоченности. – Вы готовы поехать со мной, Лэм?
Я последовал за ним к выходу.
– Где ваша колымага? – спросил я.
– Примерно в квартале отсюда.
– Я не заметил вашей машины.
– Я редко останавливаюсь возле самого дома. Я хотел, чтобы вы прошли со мной немножко пешком, Лэм. Знайте же: Колетта думает, что у нее нервный срыв, но все гораздо серьезней...
– Чем она больна?
– Доктор Деварест не хотел, чтобы ей говорили...
– Но что с ней?
– Вас это не должно интересовать, – остановил меня Гелдерфилд. – Я просто хотел вас проинформировать. Если в ходе эксперимента обнаружится нечто способное взволновать или рассердить Колетту... вам следует сначала предупредить о такой возможности меня. Я найду момент и способ, чтобы подготовить ее.
– Какого рода новости могут ее так сильно взволновать?
Он встретил мой взгляд.
– Ну, например, сведения о том, что доктор Деварест вел двойную жизнь.
– А это так?
– Подозреваю – да.
– И давно вы... его заподозрили?
– Этот вопрос тоже вне вашей компетенции, – усмехнулся Гелдерфилд. – Так я свяжусь с синоптиками. Если сумею – приеду. Но ни при каких обстоятельствах нельзя допустить присутствия Колетты на эксперименте, если меня не будет. Не исключены самые неожиданные реакции.
– По поводу реакций, – сказал я. – Ваша пациентка болезненно реагирует на любую информацию или только на факты, подтверждающие измену мужа?
– Ей нельзя раздражаться, сердиться, огорчаться. Необходимо избегать всего, что способно вызвать у нее подобные душевные состояния.
– А радость, торжество, ликование, позитивные эмоции?..
– Прежде всего опасны гнев и раздражение, – перебил меня Гелдерфилд. – Я пекусь о ее здоровье и надеюсь на вашу поддержку.
– А постоянное лечение неэффективно? – не отставал я.
Гелдерфилд снова посмотрел мне прямо в глаза:
– Не вижу оснований распространяться на эту тему. Если откроется что-то о Деваресте, вам следует проконсультироваться со мной. Всего наилучшего.
– Но мы еще увидимся сегодня?
– Вероятно.
– Она захочет быть там.
– А я не уверен, что я этого захочу, в особенности если не смогу здесь присутствовать.
– Я должен подготовиться заранее. Ураган нельзя остановить.
– Понимаю.
– Вы хорошо знали Девареста?
– Чем вызван этот интерес? – недоверчиво спросил Гелдерфилд.
– Вашей версией о его двойной жизни, – напомнил я.
– Как вы к ней относитесь?
– Вы имели в виду Нолли Старр?
Гелдерфилд ответил не сразу:
– Да.
– И могли бы это подтвердить?
– Да.
– Чем?
Гелдерфилд иронически улыбнулся. Он не был склонен к откровенности.
– Это важное обстоятельство, – заметил я.
– Не сомневаюсь, – сухо сказал он.
– Слушайте, доктор, мы союзники или нет? Я считал, что да.
– Ну и что же?
– Вы не очень-то разговорчивы. Для союзника.
– Я не вижу оснований сообщать вам больше того, что я уже сказал.
– Тогда я вам скажу! – взорвался я. – Я разыскал Нолли Старр. Ее адрес: Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл, ее подруга. Я заходил туда и застал там... Джима Тимли. По-моему, Тимли влюблен в Нолли Старр, хотя девушки разыграли целую пьесу, пытаясь убедить меня в том, что Тимли интересуется Дороти Грейл. Для вас эти факты что-нибудь значат?
Доктор Гелдерфилд с досадой закрыл глаза.
– Возможно, – пробормотал он через несколько секунд.
– Вот как я представляю себе ситуацию, – продолжал я, несколько успокоившись. – Когда Тимли, который был под каблуком у миссис Деварест, увлекся Нолли Старр, обстановка в доме осложнилась. Но доктор Деварест был мудрый человек. Он знал о том, что происходит, и одобрял это.
– Надеюсь, вы правы, Лэм! – отозвался Гелдерфилд с облегчением. – Мне известны лишь немногие факты. Как-то Деварест должен был в шесть часов утра оперировать в клинике по поводу аппендицита. Но он не приехал. Меня самого срочно вызвали в клинику, и я знаю, что его там тогда не было. Около семи часов я проезжал мимо парка и увидел Девареста с Нолли Старр. Они играли в теннис и не заметили меня.
– Что еще? – спросил я.
– Пару раз доктор Деварест упоминал о ночных вызовах, но в его блокноте они не записаны.
– А разве не могло случиться, что доктор Деварест отмечал не все вызовы?
Гелдерфилд отверг мое предположение:
– Исключено. Если только вызов не был забыт преднамеренно. Видите ли, Деварест был помешан на системности. Он во всем добивался системности... А почему вы спросили о вызовах, не зафиксированных в блокноте?
– Я думаю, доктор Деварест навестил кого-то в свой последний вечер, но записи об этом, предварительной, как это он обычно делал, в блокноте нет.
– У кого же, по-вашему, он был?
– Наверное, у того, кто знал кое-что о сейфе и содержимом сейфа.
– То есть о драгоценностях?
– Кроме драгоценностей, похищено еще что-то. Звонок мог быть обставлен так, словно это пациент вызывает врача на дом.
Доктор Гелдерфилд опять прикрыл глаза.
– Любопытное предположение, – заметил он. – Я не думаю... Впрочем, может быть, вы и правы.
– Не могли бы вы подбросить мне какую-нибудь мыслишку?
