ухода аптекарь заметил другого клиента, китайца, весьма прилично одетого и похожего скорее на бизнесмена, чем на тех головорезов, которых можно встретить в Вест-Энде.
— У меня мало времени, — сухо оповестил его Бигнол.
— Плидется найти, мистел Биг-Ноль. — Глаза у китайца были холодные и жесткие и походили на стеклышки. — Вы есё снабзаете дзентльмена с Бейкел-стлит?
— Вам прекрасно это известно. Да, снабжаю. И его, и других, кого вы направляете.
— Холосо, мистел Биг-Ноль. Вам за это заплатят. Мы осень вами довольны. Платите вовлемя и делайте деньги на длугих опеласиях.
— Ко мне сейчас придут. Пожалуйста, говорите, что вам нужно.
— Только пледупледить. Стобы вы были готовы.
— Да?
— Одназды. — Китаец помолчал, подбирая слова. — Одназды. Мозет быть, сколо, мозет быть, селез несколько недель или месясев. Мы дадим вам инстлуксии.
— Да?
— Вы долзны плеклатить снабзение насего обсего длуга с Бейкел-стлит.
Под левым глазом у Бигнола задергалась жилка.
— Но это же его лекарство. Он может серьезно заболеть, если…
— Если не будет лекалства, он наснет нелвнисать. Злиться. Потеть. Деплессия. И тогда он согласится сделать то, о сем мы его поплосим в обмен на лекалство.
Бигнол нахмурился.
— Не беспокойтесь, мистел Биг-Ноль. Вам холосо заплатят. Делайте, как сказут, а инасе… инасе… — Пользуясь в качестве выразительного средства одной лишь мимикой, китаец убедительно продемонстрировал, что ждет аптекаря в случае отказа. Окончательное решение всех земных проблем выглядело в его представлении очень неприятной процедурой. — Не беспокойтесь, мистел Биг-Ноль, — повторил он. — Такое делалось и ланьсе. Он осень, осень умный дзентльмен, но у каздого селовека есть сена. Его сена — белый полосок. Так сто, когда полусите инстлуксии, делайте, как вам сказали.
Бигнол согласно кивнул, и в этом жесте, неохотном, но неизбежном, приняло участие все его тело.
Мориарти сделал еще один ход в смертельной игре.
Из Бермондси на Альберт-сквер Эмбера привезли ночью. Той же ночью туда доставили Боба Шишку, пострадавшая рука которого еще висела на повязке.
Оба задержались там на тридцать шесть часов, проведя большую часть времени в кабинете Мориарти, после чего отбыли на континент, к озеру Анси. Отсылая Эммера и Боба, Профессор одним камнем убивал двух птиц: избавлялся от людей, присутствие которых в Лондоне было сейчас нежелательным, и использовал их в игре с далеко идущими целями. С этого времени Ирэн Адлер будет под постоянным наблюдением, каждый ее шаг будет записываться, а результаты наблюдения будут каждые три-четыре дня отправляться Мориарти.
Появилась в доме, к вящему неудовольствию Сэл Ходжес, и новая жилица, итальянка Карлотта, которая все чаще и чаще занимала место Сэл в постели Профессора. Мало того, Сэл еще и получила задание: обучить «латинскую тигрицу» — как называл девушку Мориарти — этикету, манерам и моде.
Что касается другого дела, то все старания отыскать в жизни инспектора Кроу что-то предосудительное закончились полным провалом. Полицейский был безгрешен и за все годы службы не запятнал себя ни взяткой, ни малейшим отступлением от закона.
Полли Пирсон все еще печалилась по Гарри Алену, а Бриджет Спир прибавляла в объеме. Сам же Спир с утра до позднего вечера занимался делами возрождающейся криминальной империи и ежедневно отчитывался перед Профессором, который, с присущим ему безошибочным чутьем, наставлял своего начальника штаба. Шлайфштайн и его шайка по-прежнему томились в Бермондси, хотя и в условиях относительного комфорта, но в полной изоляции от внешнего мира. В свободные часы Мориарти репетировал трюки, позаимствованные из книги профессора Хоффмана «Современная магия», и каждый вечер уделял по меньшей мере один час подготовке и совершенствованию нового образа, перевоплотиться в который ему предстояло лишь через несколько месяцев.
Шла вторая неделя декабря, когда в дом на Альберт-сквер вернулся Гарри Аллен.
Учителем Гарри Аллен не хотел быть никогда. Да его и не тянуло к этой профессии — может быть, потому что его собственный школьный опыт приятных воспоминаний не сохранил. Избалованный сын небогатого сквайра, он провел некоторое время в Оксфордском университете, где отметился лишь склонностью к пьяным кутежам и ничегонеделанию.
Довольно симпатичный бездельник, Гарри, после смерти отца, оставившего по большей части только долги, впервые в жизни оказался в положении, когда ему пришлось опираться лишь на собственные скудные ресурсы. Хорошо сложенный молодой человек со слабостью к женщинам, выпивке и азартным играм — именно в таком порядке, — он без особенного труда устроился учителем в небольшой частной школе в Бэкингемшире. Природное добродушие отнюдь не мешало ему практиковать в отношении подопечных ту же жестокость, которую он испытал несколькими годами раньше на собственной шкуре.
Падение последовало вскоре после того, как Гарри обнаружил, что его скромного жалованья совершенно не достаточно для удовлетворения естественных потребностей в удовольствиях. Мистер Аллен опустился до мелкого воровства у своих учеников, а когда и это не принесло нужных результатов, перешел к обычному вымогательству.
Директор школы и ее владелец, человек пожилого возраста и мягкого характера, знал о происходящем, но, заботясь в первую очередь о дисциплине, в течение долгого времени предпочитал закрывать глаза на творящиеся безобразия. Однако — и таков порядок вещей — день расплаты в конце концов наступил. В случае с Гарри Алленом воздаяние пришло с неожиданным и внезапным появлением трех родительских пар, обеспокоенных тем, что их отпрыски постоянно жалуются на возрастающие поборы и прямой отъем денег. Правда вышла наружу, возмущенные родители потребовали незамедлительно предать провинившегося наставника суду магистрата.
Аллен бежал в столицу, где на протяжении почти трех лет вел жизнь мелкого преступника, занимаясь делами отнюдь не соответствовавшими его природным талантам — включая год тюрьмы, — пока Спир не приметил и не привел способного молодого человека к Профессору.
И вот теперь Гарри Аллен вернулся из Парижа — модно одетый, щеголеватый, с большим чемоданом и довольной физиономией, ясно показывающей, что распоряжение Мориарти исполнено.
В кухню новость принесла Марта Пирсон, и, услышав ее, Полли впала в такую рассеянность, что Бриджет Спир пришлось пригрозить несчастной самыми жестокими карами, ежели она не возьмет себя в руки и не сосредоточится на работе.
— Мне бы только подняться наверх да взглянуть на него одним глазком, — ныла бедняжка. — А с овощами я потом одна управлюсь.
— Он и сам спустится, как только освободится, — отвечали ей. — Хозяин вызвал его к себе в кабинет и отпустит не раньше, чем выслушает.
Отчитаться Гарри Аллену и впрямь предстояло о многом, но когда двое мужчин остались одни за запертой дверью, охранять которую было поручено Уильяму Джейкобсу, первым вопросом Мориарти был следующий:
— Она у тебя?
— Разумеется, сэр. Она у меня, и, полагаю, вы не будете разочарованы.
С этими словами Гарри открыл чемодан, убрал в сторону лежавшие сверху вещи, вытащил деревянную панель размером тридцать на двенадцать дюймов и повернулся с ней к Мориарти.
Профессор невольно затаил дыхание. То, что он увидел, было лучше того, что он ожидал. Результат превосходил даже то, что он представлял в самых смелых мечтах. С деревянной панели на него, загадочно улыбаясь, смотрела Джоконда, Мона Лиза. Картина выцвела и потрескалась, но по-прежнему манила и завораживала. Мягкие карие глаза притягивали и не отпускали, а служивший фоном пейзаж лишь подчеркивал ее красоту — величие и достоинство как противопоставление дикому ландшафту.
В первый момент Мориарти даже не отважился прикоснуться к картине. Похвальбы Лабросса были не
