Кон закрыл глаза. Исчезнуть? Он только об этом и мечтал.
— Съешьте конфетку, — предложил Тамил участливо. — Угощайтесь. И оставьте себе всю коробку.
Кон взял шоколадную конфету. Утешение из рук Церкви.
— Куда же мне деваться?
— Можете провести пару недель на полуострове Таиарапу, — предложил Бизьен. — У меня там есть для вас кое-какая работа. Расскажу, когда вам станет получше.
XXXI. Апофеоз Барона
Назавтра Бизьен изложил свой план.
Полуостров Таиарапу был самой неосвоенной частью Таити — нагромождение гор, воюющих с напористой и необычайно буйной растительностью, чей натиск удавалось сдержать лишь самым высоким вершинам. А на побережье обитали в пещерах так называемые «дети природы», причем кое-кто из них жил там со времен Первой мировой войны.
— Это единственный уголок Таити, — говорил Бизьен, — действительно заслуживающий названия «земной рай». Я намерен открыть его для туристов. Туда обещают провести дорогу, но пока что мы организуем доставку людей на пирогах. По-моему, это настоящий эдем, идеальное место для Адама и Евы. Вы ведь помните, сколько у меня было проблем с Сарразеном и его вахинэ, которым я доверил эту роль на холме Пуа. Теперь предлагаю ее вам. Мы уже начали работы по установке декораций. Конечно, больше месяца вы вряд ли выдержите, но за это время здесь про вас успеют забыть.
Кон не раздумывая согласился. Он не раз бывал на полуострове Таиарапу и успел познакомиться кое с кем из «белых дикарей». «Дети природы» стали достопримечательностью Таити, и местные власти всячески их привечали. Бизьен лично следил за тем, чтобы пещеры не пустовали, и постоянно находил для них новых обитателей, платя им по пятьдесят франков в неделю. Это пещерное поселение привлекало туристов со всего мира и было предметом жгучей зависти Диснейленда во Флориде. Отважные гости Таити и члены «Клуба Медитерране» с готовностью пускались в двухчасовое плавание на пироге, чтобы взглянуть на людей, служивших живой связью с каменным веком. Все известные путеводители по Таити упоминали о «детях природы» с ноткой лиризма. «В наш век необратимого прогресса, — писал Жан-Мари Лурсен в труде, опубликованном издательством «Сёй», — утешает и ободряет мысль, что этот край останется, вероятно, еще надолго тайным тихим раем бананоядных Адамов, светлокудрых поклонников бога Пана». Мысль о боге Пане сразу понравилась Бизьену, и он поручил этнологам разобраться, есть ли хоть малейшая зацепка для установления связи между культом Вакха и Венеры и оргиастическими ритуалами полинезийцев. Достаточно было бы доказать, что мореплаватели эпохи Гомера побывали на Таити и оставили здесь следы своего посещения, примерно как Тур Хейердал, совершив плавание на «Кон-Тики», доказал наличие связей между цивилизацией инков и полинезийскими идолами.
Короче, «дети природы» представляли собой бесценный капитал, и Бизьен бдительно охранял их, менял, когда они приходили в негодность, как, например, бывший механик с заводов «Рено», который, не выдержав, смастерил себе движок и установил в пещере холодильник и электрическую плиту, что Бизьен счел профанацией и надругательством над идеей. Даже самые перспективные из новичков доставляли ему массу хлопот. Так, швед Арне Бьоркман, молодой великан с лицом викинга, который жил в пещере уже около пяти лет и чья борода достигла такой длины, что делала ненужным фиговый листок, стал вдруг капризен и несговорчив. Когда ему запретили глушить рыбу динамитом, он на следующий день принял туристов во фланелевом костюме, замшевых туфлях и при галстуке, сидя в шезлонге со стаканом виски в руке рядом с включенным транзистором и читая роман Скотта Фицджеральда. После этого, так и не выдав ему официального разрешения на использование динамита, власти старательно закрывали глаза на учиняемое им массовое истребление рыбы. Планировалось даже наградить его медалью «За заслуги перед туризмом». Затем была история с рекламой лимонада «Грейпс», для которой он очень эффектно позировал. Фото появилось во всех американских иллюстрированных журналах, разъяренный Бизьен пригрозил уволить шведа за вандализм, и тогда он слегка образумился. Вид этого первобытного красавца, выходящего нагишом из пещеры и потрясающего дубиной, производил необычайно благоприятное впечатление на представи- тельниц слабого пола.
Кон и Меева были не против поработать Адамом и Евой. Бизьен трудился не щадя себя и, несмотря на отсутствие кредитов, готовил фестиваль «Звук и свет», этакий культурный дайджест, воспроизводящий в миниатюре знаковые моменты человеческой истории: библейские сцены, Парфенон, Распятие и все, что за ним последовало, — причем значительно раньше, чем этим занялись американцы, перехватив идею и начав делать то же самое, только с большим размахом.
Кону не терпелось уехать: почтительное приветствие губернатора тревожило его гораздо сильнее, чем удар бутылкой по голове. Пора было пускаться в бега, если он не хотел снова увидеть себя на первых страницах газет, и месяца на полуострове Таиарапу должно было хватить, чтобы в благоприятных условиях, без лишних глаз, подготовить побег на какой-нибудь необитаемый атолл архипелага Туамоту.
По пути на полуостров они остановились в Фареуа: Меева непременно хотела совершить туда паломничество, чтобы положить курицу и несколько банок американских консервов к алтарю Великого белого идола и. по древнему обычаю, прикоснуться к нему лбом, чтобы он даровал им удачу.
Деревня являла собой сплошную строительную площадку. По указанию Бизьена здесь строился ашрам, точная копия ашрама в Пондишери, способный пропустить семьдесят тысяч посетителей в год, из которых примерно шесть тысяч смогут остаться здесь на девять месяцев для медитации. Паава встретил их с распростертыми объятиями и показал проект, сделанный на общественных началах одним из учеников Ле Корбюзье. Решили пока построить что-то поскромнее, а затем уж заниматься расширением. Двести комнат по семьдесят франков в день, включая обслуживание. «Хилтон» в доле. И все очень своевременно, ибо срочно требовалось предложить туристам что-то интересное помимо красот природы. К тому же давно пора Западу создать противовес советской атеистической пропаганде, мобилизовав все духовные ресурсы, включая трансовую медитацию. Предполагалось импортировать из Индии гуру, которые будут постоянно сидеть у входа в ашрам, а заодно, если получится, внедрить культ священной коровы: вокруг ритуальной хижины Кон действительно обнаружил дюжину представительниц крупного рогатого скота, которых фотографировали туристы из Бенилюкса. Внутри тоже имелись корова и несколько голландцев, которым Пуччони тихим голосом рассказывал, что первые мореплаватели, прибывшие на Таити из Индии, оставили здесь следы своих верований, которые таитяне стараются теперь возродить.
Большой белый тики, такой же чистый и незапятнанный, как на заре культа Человека, восседал на своем алтаре среди коровьих лепешек, заваленный цветами по самую шею, отчего голова, по-прежнему увенчанная серой шляпой, казалась отсеченной и смотрелась в этом качестве очень недурно. Шляпа вместо ленты была украшена гирляндой тиаре.
Кону показалось, что, когда он вошел, у Барона мелькнула в глазах веселая искорка, но он не был уверен. Мгновение спустя взгляд маленьких голубых глаз вновь стал неподвижен и приобрел отсутствующее выражение, таинственное, как всякая настоящая пустота. Голова иногда слегка вздрагивала, а щеки раздувались, как будто брат-пикаро делал бешеные усилия, чтобы не засмеяться. Вокруг алтаря расположились в живописных позах молодые таитянки и несколько беззубых старух, которые прилежно бормотали молитвы и целовали время от времени ноги белого тики, утопавшего в ворохе цветов, так что наружу торчали только голова и туфли с серыми гетрами. Это длилось уже полгода, и ни разу живой истукан не вышел из состояния загадочной отрешенности, что позволяло судить о масштабе его амбиций.
Все вокруг было заляпано навозом.
— С ним стало трудновато, — пожаловался Паава. — Отказывается сидеть на алтаре больше четырех часов в день. В остальное время отдыхает у меня в фарэ или исчезает невесть куда. На днях затащил в постель мою вахинэ — еще слава богу, что мою, она никому не скажет, а то ведь какой скандал! Шок для верующих, да и миссионеры растрезвонят повсюду, сами понимаете. Но Бизьен кое-что придумал. Пойдемте покажу.
Он повел Кона к себе в мастерскую. Там стояла прислоненная к стене великолепная деревянная
